Принимать нас за хороших людей непростительно глупо с твоей стороны.
продолжение***(5 глава)
Кёя как всегда сидел на крыше. Сторонний наблюдатель не заметил бы ничего странного в его позе. То, что Хибари не спал, а был даже в некотором замешательстве (что случалось очень и очень нечасто), мог заметить разве что Цуна со своей гипер интуицией, да Кусакабе-семпай, умевший распознавать малейшее изменение в настроении своего «начальства». Но Цуна сейчас тренировался с Реборном, а Кусакабе был на задании – разбирался с органами правопорядка по поводу отца Макками. То, что Хибари отправил его с таким странным заданием, да ещё и ничего не объясняя, весьма встревожило его. Зайдя после четвёртого урока в комнату Дисциплинарного Комитета, он увидел брошенную папку с досье, лежащую на полу в раскрытом виде. Кусакабе никогда не замечал за Хибари подобного отношения к вещам, Кёя всегда был предельно аккуратен, а за бардак строго наказывал любого.
Но… он – подчинённый, он не имеет права высказывать Хибари своего мнения, если не хочет, чтобы его забили до смерти.
***
А думал сейчас Хибари о многом. Об этой девчонке, о собственном сумасшествии – иначе, как объяснить себе своё же поведение? Он, Хибари, привёл к себе домой пьяную девчонку, да ещё ту, которую в тот же день готов был убить на месте. Хотя, не привёл. Принёс. Да ещё и спал сидя, держа её голову у себя на коленях, как идиот. И, что его удивляло и вгоняло в депрессию больше всего, заставляя всё глубже копаться в себе, так это то, что тогда он чувствовал, что его поведение совершенно нормально! Что он так и должен был сделать!
Потом он вспомнил, как упал утром на пол, и захотел убиться об стену. Это ж надо было ТАК ОПОЗОРИТЬСЯ!!! И перед кем?!!
Он мог себе объяснить, почему написал ту записку. Сейчас он всерьёз говорил себе, что девушке нельзя было оставаться в собственном доме, и он, как глава Дисциплинарного Комитета Намимори, должен сам заботиться об этой проблеме.
Но ехидный внутренний голос, так некстати проснувшийся после долгого молчания, напоминал, что когда Кёя писал эту записку, он совсем не думал о дисциплине и о своём долге.
Как же Хибари хотел, чтобы это говорил кто-то другой, кого можно забить до смерти, навсегда прекратив эти речи! Но не бить же самого себя, верно?
Убиться об стену захотелось ещё сильнее…
Но Кёя просто закрыл глаза, потряс головой, словно надеясь вытрясти из неё все лишние мысли и, поднявшись, направился домой, по дороге обходя Намимори по кругу в поисках нарушителей – вечерело.
***
Уже три дня Макками лежала в больнице и стремительно поправлялась. Хибари больше не заходил, но на третий день, когда ей наконец разрешили ходить, пусть и недалеко, она встретила в коридоре Кусакабе.
- Здравствуйте, Кусакабе-семпай! А что вы тут делаете?
Дурацкий вопрос. Но это был первый способ завязать разговор, который пришёл ей в голову. Ведь… ведь Кусакабе-семпай – единственная связь с Хибари. Он – единственный человек, с которым Кёя хоть как-то разговаривает.
Как ни странно, семпай вовсе не стал уходить от разговора, а наоборот, сел рядом с ней на диванчик (стоит ли говорить, что коридор опустел в мгновение ока?).
- Здравствуй-здравствуй, Нейо-сан. Я тут по просьбе Хибари, надо было разобраться с полицией по поводу одного человека и определить его в больницу так, чтоб не было лишних вопросов. А вы как здесь оказались, Нейо-сан?
- Да так, ничего особенного.
- Нейо-сан, можете меня не обманывать?
- Вы о чём?
- У вас швы на лбу, а через рубашку видно «корсет» для сломанных рёбер. К тому же, тот человек, по поводу которого мне пришлось хлопотать, носит ту же фамилию, что и вы.
- Ничего-то от вас не скроешь…..*грустный вздох* Да, меня избил мой отец, три дня назад. Я тогда из школы после третьего урока ушла домой, а он меня всё-таки поймал… Вот…
Кусакабе присвистнул.
- И за что он тебя так?
- А просто так. Он это любит. Кстати, что с ним?
- Переломаны почти все рёбра, множественные гематомы по всему телу, вывихнута одна рука, левая нога сломана, сотрясение мозга…. – он неожиданно запнулся, увидев выражение злобного торжества на лице девушки, - Что с вами, Нейо-сан?
Девушка, продолжая улыбаться, считала что-то на пальцах, и с каждым загнутым пальцем улыбка становилась всё шире.
- Нейо-сан?
- Что с ним ещё?
Кусакабе невольно отшатнулся – таким предвкушающим был её взгляд.
- Ещё… Отбита селезёнка и почки, очень сильно, остальным органам тоже досталось.
Девушка загнула ещё один палец и хмыкнула.
- Однако… Папаша получил по заслугам, жаль, что я не видела. Но откуда он узнал все повреждения?.. – задумчиво протянула девушка.
- Кто ОН? – спросил Кусакабе, которому показалось, что о нём уже вообще забыли.
- А? Что? Неважно, - девушка немного покраснела, - это не так уж и….
- Хибари-сан, верно?
Девушка оторопело уставилась на него.
- Следы тонфа ни с чем не спутаешь, работу Хибари-сана я всегда узнаю. И теперь всё сходится…
- Что. Ты. Тут. Делаешь. Кусакабе?
Тот побледнел, как мел.
- Хибари-сан! Здравствуйте…
- Ты не ответил на мой вопрос. Я забью тебя…
- Подожди, Хибари-сан! – тихо сказала Макками, - Не трогай его, пожалуйста!
Кусакабе ошеломлённо смотрел, как, повинуясь голосу девушки, уже занесённые для удара тонфа замирают, а затем опускаются и исчезают где-то в рукавах пиджака Хибари.
- И почему я должен тебя слушаться?
«В-вы уже послушались, Хибари-сан!!!» - думал прифигевший Кусакабе.
- Ну я же сказала «пожалуйста». Ах да, Хибари-сан…
- Что?
- Вы так и не вернули тот рисунок…
- Выпишешься – сама заберёшь. Я ухожу.
Девушка кивнула ему в спину. Живой и здоровый Кусакабе-семпай решил по-тихому свалить. Наскоро попрощавшись с Макками, задумавшейся о чём-то своём, он быстрым шагом направился к выходу. На всякий случай – противоположному тому, через который удалился Кёя.
И, кажется, он понял причину замешательства Хибари раньше его самого…
Но он – подчинённый. И ему нельзя высказывать своё мнение, если он хочет остаться живым и здоровым. Даже, если это пойдёт на пользу Хибари… Только если тот попросит сам.
***
Макками была счастлива. Кёя сумел подтвердить свои слова, написанные ранее – рисунок-то у него дома! Значит, забирать его она пойдёт… Во-во! Именно к нему!
***
На Кёю снова накатило непреодолимое желание убиться об стену. Что бы он не делал, о чём бы не думал – мысли всё время соскальзывали на Макками. Очередной пьяный нарушитель дисциплины оказался тем самым мужиком, об голову которого разлетелась бутылка, попытавшись заснуть на крыше, он вспомнил своё позорное падение с дивана и тяжесть её головы на коленях. Ноги сами привели его к больнице и её палате, где он увидел Кусакабе, беседующего с Макками.
И до сих пор он не мог понять, что же в её тихом голосе заставило его остановится и опустить тонфа….
**** (6 глава)
Он больше не навещал её в больнице. По словам Кусакабе, который изредка заглядывал (что было необычным поведением для него, но Макками не замечала этого), Хибари чуть ли не поселился на крыше школы, практически не возвращаясь домой. По его же словам, высокомерный глава дисциплинарного комитета неожиданно увлёкся рисованием. Выгнав всех с крыши, он устраивался с лёгким планшетом и листами бумаги где-нибудь в тени и принимался водить карандашом по бумаге.
- Когда думает, что никто не слышит, ругается, как чёрт, - рассказывал Кусакабе, - за такие слова он любого до смерти забил бы, я поражаюсь! Похоже, не всегда у него получается…
Нейо улыбнулась.
- Передай это ему, - на следующий день девушка протянула Кусакабе несколько карандашных рисунков, - это то, что ему знакомо, если нравится рисовать – пусть начинает с лёгкого.
Кусакабе кивком поблагодарил Макками и попрощался с ней. По дороге к школе он решил рассмотреть рисунки. На самом верху лежал лист с Хибердом – жёлтой птичкой Кёи, похожей на пушистый шарик. Сквозь сильно обведённые линии самого рисунка виднелись тонкие вспомогательные. Самым последним было изображение цветущей сакуры, прислонившись спиной к которой дремал человек. На этом рисунке… картине, рисунком это не смог бы назвать никто, не было тонких пунктирных линий, картина была словно живая, пусть и нарисованная одним карандашом. Казалось, что лепестки трепещут на ветру и танцуют в воздухе, а волосы спящего легонько развеваются, словно картина живая. И, несмотря на то, что лица его было не видно, Кусакабе сразу понял, что это Хибари. Та же осанка, так же сложены руки, как всегда, когда Кёя спит сидя, пиджак с повязкой… Кусакабе улыбается всю дорогу до школы.
Перед дверью, ведущей на крышу, он останавливается, усилием воли сгоняет улыбку с лица и прислушивается. Через дверь слышны тихие проклятия – у Хибари явно не получается очередной рисунок. Быстро оглядев себя на предмет незастёгнутых пуговиц и прочих «нарушений», Кусакабе стучится в дверь, предупреждая о своём приходе. За дверью устанавливается тишина, и он понимает – разрешение на вход получено, убивать его не будут. Ну, по крайней мере, сразу же.
Хибари с каменным лицом сидит у стены. Планшет лежит перевёрнутый рисунком вниз, на пальцах у Хибари серые разводы, которые бывают, когда рисуешь простым карандашом.
- Хибари-сан! Вот, вам Нейо-сан просила передать!
Кёя бросает на него ледяной взгляд, от которого у бедняги кровь стынет в жилах, но оба молчат. Наконец, вздохнув, Хибари протягивает руку ладонью вверх. Кусакабе передаёт ему рисунки, а затем спешит убраться подальше – Кёя не дурак, быстро сообразит, что девушка не просто так рисовала, оставляя вспомогательные линии, как в учебнике. Следовательно, кто-то сказал ей, что он, Хибари, рисует, и у него получается … мягко говоря, хреново. А это значит, что бедному Кусакабе лучше в ближайшие дни не попадаться на глаза Кёе, если он хочет жить.
***
Когда Макками услышала, что Хибари рисует, она даже обрадовалась. Наконец-то у неё есть возможность хоть как-то развлечься! Именно поэтому она набрала бумаги и целыми днями рисовала. К приходу Кусакабе у неё были готовы семь «обучалок» и две картины. Одну из них девушка тоже отдала, а вторую оставила себе. Соседки по палате считали её немного ненормальной и побаивались, особенно, когда узнали, что Нейо связана с дисциплинарным комитетом. Девушка не винила их, да и ей дела не было до соседок – обычные девчонки, не особо умные. Одна попала в больницу после попытки покончить с собой – девушка спрыгнула с моста, не догадавшись, что с него насмерть можно только простудиться, упала в воду, в панике взмахнула руками, и её швырнуло об опоры моста. В результате – перелом локтевой кости. Вторая о себе не распространялась, возможно, у неё были для этого причины. Сама Макками почти с ними не разговаривала, ей было неинтересно. Как многие творческие люди, да ещё и влюблённые к тому же, она просто погружалась в свой собственный маленький мир, словно засыпая с открытыми глазами. Порой, на её губах мелькала улыбка, иногда девушка хмурилась или тихо смеялась, чтобы достучаться до неё, медсестре надо было повторить вопрос два-три раза. Хотя, нет. Услышав чёткие, размеренные шаги Кусакабе, она мгновенно приходила в себя – ведь он был связью. Кусакабе-семпай связывал её… с Ним.
Правда, был ещё Хиберд, но он прилетал всего один раз, просто так. Птиц был похож на цыплёнка, но вполне умело летал.
В тот день у Нейо было отвратное настроение – у Кусакабе дела, он предупреждал, что не зайдёт, на улице неожиданно пошёл дождь, да ещё и живот разболелся – ей делали операцию, потому что осколок ребра попал в печень, и шов первое время очень болел, но затем перестал. И вот, опять.
Она лежала на кровати, мрачная, как грозовая туча, накрывшая город, и не могла даже уснуть или «нырнуть» в свою мечту – боль моментально отрезвляла её, не давая забыться. И вдруг, за окном мелькнуло что-то жёлтое, уселось на подоконник и постучало клювом в окно.
- Ой! Это птичка! Маленький, да ты же весь промок! – воскликнула самоубийца. Она вообще была самой шумной из всей троицы, - Давай, я тебя впущу!
Девушка вскочила с кровати и здоровой рукой распахнула окно, впуская птицу. Макками узнала Хиберда. Никто в Намимори не знал, откуда она взялась, а кто знал, не распространялся. Просто однажды Хибари появился в школе с этой птицей на плече. До этого он пару дней отсутствовал в школе, а когда явился, был ещё мрачнее, чем девушка сейчас. Говорят, что именно с того дня он возненавидел сакуру. Почему – опять-таки неизвестно. Даже Кусакабе не знал точно, только предположения были, но какие-то неясные.
Мокрый комок перьев влетел в комнату и плюхнулся на кровать Макками. Девушка удивлённо глянула на него.
- Что ты тут делаешь? Твой хозяин наверняка дома, почему не летишь к нему?
Хиберд отряхнулся и стал похож на меховой шарик.
- Мокро! – неожиданно пропищал он. Нейо знала, что птиц умный, так что снова спросила:
- У него дома мокро?! – девушка удивлённо подняла брови. Говорила она шёпотом и отвернувшись к двери, потому что девчонки и так считали её ненормальной.
Хиберд встряхнулся ещё раз, теперь из жёлтого пуха торчали только глаза и кончик клюва.
- Нами. Мокро!
Нейо обдумала услышанное. Значит, птиц был в школе. Наверняка, вместе с Хибари. Мокро? Значит, они сидели на крыше?!
Ей вспомнились слова Кусакабе о том, что Кёя практически поселился на крыше.
- Хиберд! Хибари в школе? На крыше?!
Птиц что-то утвердительно свистнул.
- Лети к нему и передай такие слова: «Кёя-кун! Марш домой, а не то простудишься и загремишь в больницу, как я рисунок заберу?!»
Хиберд поправил обсохшие перья и перелетел на подоконник. Девушка-самоубийца никак не хотела его выпускать, говоря, что на улице слишком мокро и холодно, но Макками сказала всего одно слово «выпусти», и та мгновенно распахнула окно. Птиц жёлтой молнией метнулся в сторону школы, Нейо удовлетворённо прикрыла глаза.
«Вот теперь если он не заявится сюда, чтобы прибить меня за такое пренебрежительное обращение, то хотя бы домой отправится!» - подумала девушка, и эта мысль придала ей сил. Она закрыла глаза и уснула. Завтра придёт Кусакабе, чтобы рассказать ей новости, а ещё через три дня её выпишут. И она обязательно зайдёт к нему. И скажет «спасибо». И, возможно, останется у него… Губы спящей девушки изогнулись в улыбке. Ей снился сон. Сон о том, как она просыпается утром, сама, и никаких ударов, никакой воды, только лучик солнца пробивается сквозь щель в шторах, а рядом слышится чьё-то тихое дыхание. И вдруг ей становится грустно от того, что это всего лишь сон, который вряд ли сбудется столь буквально. Не будет этого дыхания, согревающего душу, и это самое грустное. Да, он, возможно, не выгонит её на улицу, но…
И, хотя этот сон был практически волшебным, наполненным счастьем, девушке было грустно. Ведь он даже не догадывается о её любви. Он знает лишь то, что она его не боится, но и подумать не может о чём-то… большем.
Девушка-самоубийца что-то негромко доказывала своей соседке, бурно жестикулируя и размахивая здоровой рукой. Среди того, что она говорила, постоянно проскальзывали слова «сумасшедшая», «да что она понимает», «смотрит на меня, как на дуру, да она просто не знает, что значит любить» и тому подобные выражения, вызванные тем, что Нейо действительно считала глупым её выходку, о чём однажды и заявила. Неожиданно, девушка замолчала.
Потому что увидела, как на лице спящей улыбка сменяется грустной усмешкой, а по щекам текут слёзы.
А губы еле слышно шепчут: «Идиот».
*** (глава 7)
В этот день ему было скучно. Очень. Из школы уходить не хотелось, он привык к этой крыше, да и нечего делать дома, квартира кажется одиночной камерой – скучно, душно и жарко.
Тут же есть ветер, ощущение свободы… Тут можно рисовать, пытаясь забыть обо всём, это, конечно, сложно, но зато не скучно.
Но сейчас идёт дождь. Не порисуешь – вся бумага размокнет, он еле успел спрятать уже готовые рисунки в папку, а её унести с крыши и убрать в ящик своего стола.
Чтобы вернуться под дождь и сесть, глядя в небо, затянутое свинцовыми тучами. Хиберд, который всегда летал за ним, сначала прятался под пиджаком, но когда и пиджак промок насквозь и перестал быть защитой, вылез и куда-то улетел.
«И все его бросили, - подумал Хибари, - прям как в дешёвом романе»
Он сидел долго, уже начал замерзать – пусть на улице и тепло, но дождь и ветер делают своё дело. Мокрая рубашка неприятно липла к телу, с волос капало, вода стекала по лицу и шее, он попробовал потрясти головой, отряхивая волосы, но вышло только хуже – они залепили Хибари всё лицо. Он, чертыхаясь, убирал их назад, когда вернулся Хиберд.
- Ну и где ты был? – у Хибари неожиданно появилась потребность поговорить хоть с кем-нибудь.
- Макками, Макками.
Кёя замер.
Хиберд словно того и ждал. Он тут же выдал своему хозяину всю тираду Нейо, умудрившись даже интонации передать, не узнать девушку было невозможно.
- Кёя-кун! Марш домой, а не то простудишься и загремишь в больницу, как я рисунок заберу?!
«Опять «Кёя-кун!» Да эта девчонка совсем страх потеряла, как она может мне указывать, что делать?! Домой? Да ни за что! Чтобы какой-то дождь…» - конец он додумывал, уже спускаясь вниз по лестнице. Чёрт, да почему он вообще послушался! И уже не в первый раз! Тогда он отпустил Кусакабе, хотя хотел прибить его, теперь вот послушно идёт домой… Да что с ним такое?! Неееет, домой он НЕ ИДЁТ, он сейчас повернётся и отправится обратно в школу…
Не повернулся. И не отправился. А как послушный мальчик, вернулся домой, скинул мокрую одежду и залез под горячий душ.
- Простуженный глава комитета выглядит глупо. Мне нельзя выглядеть глупо. Я делаю это только потому, что не хочу заболеть и не суметь выполнить свои обязанности, - убеждал он себя. И, к тому моменту, как он вышел из душа, он себя убедил в том, что действительно делал всё по собственному желанию.
Наивный.
Он развесил мокрые вещи в ванной, чтоб они сохли, а сам отправился в комнату – одеваться в сухое. Взгляд его упал на тумбочку – там всё ещё лежали обрывки рисунка.
Натянув пижаму – было уже достаточно поздно – он уселся прямо на пол и начал складывать их, как мозаику.
- А ведь этот рисунок проще того, где сакура, - бубнил он себе под нос, - может, попробовать нарисовать просто человека? Надо посмотреть, линии-то она стёрла, но следы должны остаться…
Но очень сложно искать вспомогательные линии на рисунке, разорванном на восемь частей, так что Кёя отправился за широким скотчем.
- Надеюсь, она не рассердится, что я опять трогал рисунок, - продолжал он разговор с самим собой, - стоп, о чём это я? Мне-то какое дело? Мне должно быть всё равно. Мне всё равно!
Но, склеивая рисунок, он каждый раз мысленно ругал себя, когда получалось не очень ровно. А потом, спохватившись, объяснял это состояние тем, что у него неожиданно пробудилась совесть и начала активно делать свою работу.
Хотя, это была вовсе не совесть, и, где-то в глубине души, он это начинал понимать, но понять – одно дело, а поверить и признать – совсем другое…
***(3 дня до выписки, отрывки из дневников)
3 дня до выписки
Макками Нейо
Сегодня дождя не было. Небо словно чисто вымыли, ни облачка, а ещё у меня рёбра не болят, и корсет сняли! Когда я сказала врачу про шов, он ответил, что боль, возможно, связана с погодой. Ну, как у некоторых спину ломит перед дождём или голова болит в жару… В общем, ничего со мной страшного нет!
Ещё соседка наконец перестала приставать, ну та, которая самоубийца несостоявшаяся. Даже рассказала свою историю. Я подробности писать не буду, но в целом так: когда девчонка перешла в старшую школу, ей один парень дороги не давал, цеплялся по малейшему поводу, издевался, а она непостижимым образом в него влюбилась. В общем, она призналась ему, он предложил ей стать его девушкой, вроде как хеппи-энд. Но доставать он её не прекратил. Только теперь, на правах «возлюбленного» и парня, позволял себе куда больше. Например, ударить по попе или ущипнуть за грудь. А эта дурашка терпела. Верно говорят – любовь зла. Потом начались неприличные предложения, но она отказывалась. В итоге, она застала его и какую-то девчонку, буквально со спущенными штанами, и этот парень, не прекращая… хм… занятия, сказал ей, что она ему нафиг не нужна, потому что она ему не даёт, а он не насильник, чтоб взять её без согласия. Ну девчонка и психанула.
Я бы на её месте взяла что-нибудь тяжёлое и шарахнула его по голове – если он действительно не прерывался, то просто не смог бы защититься…
Хотя, если бы я застала ЕГО, кто знает… Но не с моста же!
Заходил Кусакабе, говорит, Хибари вчера вечером таки ушёл домой, значит, Хиберд ему всё передал *тут нарисована карикатурная Макками, со счастливым выражением лица*. Только семпай как-то странно себя вести начал. Стал таким задумчивым, иногда кажется, что он знает куда больше, чем я! Ну, о… обо мне и Хибари. Ксо, ну он у меня расколется!
А меня выпишут скоро! ЛяЛяЛяЛяЛя!!! Я на радостях даже Кусакабе в щёку поцеловала, совсем крышу снесло!
Хибари Кёя
Проснулся поздно. Вчера пол ночи склеивал рисунок. А зачем? Кто знает…
Заметил круги под глазами. Больным себя не чувствую. По крайней мере, физически. За психическое здоровье поручиться не могу. Кажется, что я схожу с ума.
Мысли путаются, соскальзывают… не туда, куда надо. Эта девчонка – как компьютерный вирус, везде вылезает, к месту и не к месту. И не могу выкинуть из мыслей…
Как обычно, после завтрака взял папку и бумагу, пошёл к средней Нами. Крыша, планшет, бумага и карандаш.
И опять Кусакабе объявился. Нет, я не спал на крыше. Да, я вечером ушёл домой, видишь, одежда сухая! Нет, мне ничего не надо. Да, отлучиться разрешаю, но не сейчас, а через… два часа. Кусакабе, ещё один вопрос, и я…
Всё, его сдуло. Все сбегают от меня. Ну и правильно.
Сколько ни пытался нарисовать человека – не выходит. Надо попросить потом, чтобы М…
Стоп, с чего это я должен просить? Сам, всё сам…
Кусакабе опять принесло. Ты ж уходить собирался. Что значит «уже пришёл»?
Действительно, уже пять вечера. Пора и мне за работу, надо отвлечься…
Я дома. На полу скотч. Рубашка высохла ещё утром, пиджак мокрый до сих пор, сегодня в школу я ходил в жилетке. Да, замёрз. Немножко. Плевать.
Кусакабе
Утром пришёл в школу пораньше, надеялся найти главу, но его не было ни на крыше, ни в кабинете. Я прям не знал, что делать – не идти же к нему домой. Но около часу дня он появился – заспанный, в жилетке вместо пиджака, словно нарисовался где-то на крыше из воздуха. Под глазами круги, словно и впрямь спал на крыше под дождём. Я даже спросил, рискуя жизнью (и это не шутка!), не спал ли он на крыше. Нет, говорит, не спал, и домой ушёл. Спросил, можно ли отлучиться – я обещал Макками зайти, но Хибари это не обязательно знать, иначе прибьёт. Сказал – потом. По-моему, просто из вредности. И откуда? Никогда он таким не был.
Кажется, я знаю, кто на него так влияет. Но вслух – ни слова. Два часа честно отдежурил, ушёл в больницу. Макками мне рассказала, как вчера через Хиберда наорала на Хибари, чтоб домой шёл. Да, похоже, я не ошибался. Сказал ей, что Кёя добрался до дома, она вздохнула с облегчением. Даже не скрывает особо. Поделился новостями, но она уже почти не слушала. Как я понял, ей нужен был кто-то, кто просто говорит о чём-то интересном. Она ж со скуки загибается!
Посидели, поговорили, я уходить собрался, прощаюсь, а она весёлая, ну как котёнок, который на солнце пригрелся, и ему бабочка на нос села… Спасибо, говорит, что зашёл, вскочила, в щёку поцеловала и умелась куда-то в сторону буфета. И довольно быстро – видимо, корсет ей сняли. Ну точно, котёнок.
А я, видимо, бабочка.
А хозяин?
……….
Вернулся в школу, ещё полчаса побродил по школе, поднялся на крышу. Хибари словно не проснулся до сих пор. Даже не заметил, что я уходил. Посмотрел немного удивлённо, унёс рисунки в кабинет (а карандаш с собой взял зачем-то) и уже абсолютно бодрым голосом осведомился, долго ли я собираюсь стоять на дороге столбом. Ну наконец-то, проснулся. И отправился заниматься своими прямыми обязанностями. Между прочим, первый раз за то время, пока Нейо-сан в больнице!
Это он успокоился или наоборот? Судя по напряжённой спине (и попыткам её расслабить, но безуспешным), колбасило нашего главу ещё сильнее, чем в тот день, когда он меня чуть не убил в больнице. Но с чего? Надо завтра спросить… Нет, не у него. У неё. Спорю на свою повязку – она знает.
***
2 дня до выписки
Макками Нейо
Послезавтра выписываюсь!!! Ура!
Только что-то я волнуюсь. Таких снов мне больше не снилось, но всё равно, мне страшновато… А вдруг он тогда по-доброму ко мне отнёсся, потому что я была пьяной девчонкой? Вдруг он сначала был удивлён рисунком, а потом я просто вырубилась, и он не мог меня оставить в парке? А домой не отнёс, потому что не знал мой адрес? А спал сидя, потому что на полу ему неудобно? А потом я убежала… А потом он просто узнал мой адрес, у комитета свои источники… И от отчима спас потому, что это его долг, как главы комитета… И если он меня выставит? Или просто когда выпишусь, принесёт рисунок, чтобы у меня не было причин зайти?
ААААААААААААААА!!!
……….
Сейчас читаю и хихикаю – заходил Кусакабе, говорит, что Хибари со вчерашнего дня на нервах, нарушителя одного вообще чуть не убил на самом деле. Он (Кусакабе) такой смешной… Вчера я с ума сходила, сегодня тоже – только меня от нервов колбасило. Семпай спрашивал, не знаю ли я, почему Хибари так нервничает. Я сказала, что знаю, но не сказала, почему. У него аж глаза загорелись, но из меня не так-то просто правду вытянуть, я научилась быть скрытной, жизнь – лучшая школа. Сказала лишь, что могу предположить, но предположение меня удивляет очень… И что если он не расскажет мне, почему он задаёт МНЕ такие вопросы, почему так улыбается, будто знает что-то интересное, ну и почему у него такое странное выражение лица, когда он слышит ответ на вопрос, то я выбью из него всё силой.
Он стал заикаться, побледнел и сбежал! Просто сбежал!
И что я такого спросила? Может, он влюблён в Хибари?
Догнала, спросила. Не краснеет, не нервничает сильнее. Начал ржать. Ну и фиг с ним, сама потом узнаю.
Хибари Кёя
Я болен. Теперь я уверен в этом. Вчера встретил нарушителя – один придурок приставал к девушке, при моём появлении слинял, но на прощание её ударил. Мне снесло крышу, как тогда, в доме у Макками. Вот, опять.
Случайно обнаружил в холодильнике банку пива столетней давности. Закрытую. Наверное, это брат оставил в прошлом году. Он единственный из семьи иногда навещал меня.
Чёрт меня дёрнул её открыть! А потом ещё и выпить!
Нет, от нервов я избавился надолго. Сначала вырубился, потом было ТАК плохо!
Никогда в жизни алкоголь в рот не возьму! Ни за что! Объявлю в комитете сухой закон.
В школу пришёл часа в три. С трудом. Упал на крыше (надеюсь, никто не видел) и, кажется, смог сесть к стене. А потом уснул.
Какой позор!
И какое счастье, что меня никто не решается будить!
Проснулся около семи. Кусакабе стоял у двери и как-то странно на меня смотрел, думая, что я ещё сплю. Оказывается, у меня на коленях лежал планшет (и когда я успел?) с рисунком.
Я, кажется, смог нарисовать человека.
Но почему ОНА?!
Я болен. Я рисую во сне. Я болен. Это… Нет, не верю! Это просто глюки, я просто ещё не отошёл от выпитого вчера…
Закрываю глаза, пытаясь мысленно стереть глюк. Карандаш ломается с треском – я слишком сильно его сжал. Открываю глаза – рисунок на месте. Палец побаливает – я загнал занозу, ломая карандаш. Это не глюк…
Я болен.
Кусакабе
Утром пришёл в школу – главы не было на месте. Это уже не удивляет. Но и к часу он не появился, поэтому я быстренько слинял в больницу. За полторы недели Макками мне уже почти как сестра. И почему? Да не знаю, умеет девчонка расположить к себе, вон, даже Хибари перевоспитывает…
Пришёл, заглянул в палату – Нейо вскочила с кровати и вышла в коридор. Сидим, молчим – странно, она обычно сразу что-то спрашивает, говорит, а теперь уставилась в пол, руки дрожат, ушла в себя. Пытаюсь её отвлечь, что-то рассказываю – ноль эмоций. Я замучался слушать молчание и в лоб спросил, не знает ли она, почему с каждым днём Кёю всё сильнее колбасит. Она подняла голову, спрашивает «правда что ли?», говорю, что правда. Тут она как начнёт смеяться! Ну точно, ненормальная! Но зато руки не трясутся больше, и не такая бледная.
Веду себя, как старший брат, ей-богу!
Сказала, что в курсе, да это я и так уже понял, пытаюсь узнать, почему всё-таки. Она хихикает, как ненормальная, отказывается говорить, да ещё и начала условия ставить.
Неееет! Ни за что я не стану рассказывать! Я, конечно, знаю, что он ей нравится, но это не тайна ни для неё, ни для меня.
А вот для него…
И ещё – и для него, и для неё есть ещё более опасная и важная тайна (которую опять-таки знаю только я, ну почему всегда я?!) – она ему тоже. Но ей лучше узнать об этом самой, а он меня убьёт, если расскажу. Да и пусть сам разбирается в себе, я ему не нянька!
Так, время, время, время. Половина третьего. И как это время так быстро летит?!
Подхожу к школе, уже три. Поднимаюсь на крышу, подхожу к двери и слышу звук падения, а потом невнятные ругательства. Эх, глава комитета, совсем вы себя умотали…
Ждал минут десять, потом аккуратно открыл дверь – спит! Прислонившись спиной к стене, на щеке ссадина, планшет лежит рядом, вместе с бумагой. Неожиданно он пошевелился, у меня аж сердце в пятки ушло! Но он, не просыпаясь, взял планшет, лист, карандаш, и начал водить по бумаге…
Впервые вижу, как человек рисует во сне.
Около семи я заметил, что Хибари всё ещё нет. Поднялся на крышу – он спал. На коленях – планшет с рисунком, руки все измазаны графитом, но он, кажется, добился своего…
Когда я увидел рисунок, я просто обомлел. Это была беседка, заросшая виноградом. Вход был расчищен, и можно было увидеть, что на скамейке внутри лежит девушка, накрытая пиджаком с повязкой комитета. Девушка спала, подложив руки под щёку, как ребёнок. Солнце освещало лицо, и я с улыбкой узнал Макками. А тут она была даже больше похожа на котёнка…
Тем временем Кёя проснулся и уставился на рисунок. Он, похоже, даже не осознавал, что рисовал во сне.
Но какое у него было выражение лица! Он, как мне кажется, принял всё за сон. Услышав треск ломаемого карандаша, я слинял – меня тут не было, вы меня не видели…
***
День до выписки
Макками Нейо
Чёрт, сама не знаю, что делать. Нервничаю меньше, чем вчера, но всё равно нервничаю! Всё время в голове вертится «А что, если…» и тд. Хнык! Боюююююсь!
Но всё равно, с нетерпением жду завтра. Не могу спать, в буфете слопала все пирожки, потом попросила большую конфету (длинная спираль из чего-то там, толстая и вкусная, а главное – кончается медленно!) и уселась у себя в палате с этой конфетой. Картина маслом, блин – я, в своей полосатой цветастой пижаме, ем полосатый цветастый леденец! Это, конечно, не по правилам – есть конфеты в палате, но мне никто не запрещает. Кусакабе не заходил. Уж не знаю, чего он там делает, но всё-таки у него ведь и дела есть! В комитете. Так что я весь день фигнёй страдаю – лопаю леденец и рисую. Спать не могу совершенно, сердце колотится где-то… по всему телу, короче. Меня трясёт. О, врач делает обход! Пошла просить успокоительное.
Кстати, у меня такое ощущение, что я что-то забыла…
Сделали укол. Ну, спокойней себя не чувствую, но трясти вроде перестало. И спать хочется – это плюс. Всё, до завтра, дневничок.
*но ни завтра, ни когда-либо потом этот дневник не открывался*
Хибари Кёя
Завтра её выпишут. И мне надо будет выполнять обещание. Я должен забрать её. И почему я тогда сказал, что заберу её к себе? Может, попросить кого-нибудь из комитета?
НЕТ!!!
Что это было? Ксооо, руку отбил. Я ей зачем-то по полу ударил. Точнее, по крыше. Пошёл вон, Кусакабе. Я сказал, пошёл вон!
Такое ощущение, что я снова попал под влияние иллюзий этого ублюдка, Мукуро. Тело меня не слушается, мысли путаются. При слове «завтра» словно током бьёт.
Да что же это такое?! Может, просто не думать…
НЕ МОГУ!!!
Кажется, я содрал всю кожу с костяшек. И в чём бетон провинился?
И почему я не могу не думать о ней? Нет, даже не так. Почему я так на неё реагирую? Что-то нашёптывает мне, что это может быть вовсе не болезнь. И не иллюзия. Возможно, я просто…
*дальше идёт длинная полоса, как будто ручка соскользнула, и записи прерываются навсегда*
Кусакабе
Бедняга Хибари! Прихожу утром, за полчаса до начала занятий. Он сидит на крыше (уже!!!), бледный, с кругами под глазами, пишет что-то в своей тетради (подозреваю, что это дневник). Неожиданно со всей силы как треснет кулаком по крыше! Я думал, крошка полетит!
Он так недоумевающее посмотрел на свой кулак, что мне его жалко стало. Спросил, всё ли в порядке. Меня послали. Отошёл на несколько метров – Хибари снова ушёл в себя. Опять пишет, опять избивает крышу. А крыша-то бетонная.
О, крошки полетели. Ками, да у него же вся рука в крови! А он даже не замечает!
Неожиданно остановил ручку на середине строки, смотрит, как будто не видит. Уронил ручку и тетрадь, схватился за голову. Хиберд вокруг него вьётся, беспокоится. Ладно, решил я рискнуть, подошёл к нему. Позвал.
Ноль эмоций. Я в игноре. Позвал ещё раз.
Так, реакция есть. Поднимает лицо, смотрит как будто сквозь меня, зрачки во весь глаз. Это шок. С чего бы?
Кажется, он понял свои чувства.
Но почему такая реакция?!!
Он встал и пошёл к выходу. Ручка с тетрадью так там и валяются, наверное. Надо будет потом забрать, но потом, а то глава… Чуть не вписался лбом в дверь, я еле успел его придержать и тут же отскочил, но Кёя словно не заметил. Секунд семь смотрел на дверь, потом догадался открыть. Начал спускаться по лестнице, спотыкаясь на каждом шагу, я сначала побаивался, но постепенно перестал и уже всерьёз начал ловить его за плечи и поддерживать, когда он спотыкался.
Если он это вспомнит – убьёт.
Мы спустились на первый этаж, и Хибари отправился в сторону комнаты комитета. Там он просто упал на диван и невидящим взглядом уставился в потолок. Постепенно, он заснул. Я отправился на крышу – забрать его тетрадь, мало ли кто найдёт.
Тетрадь я положил рядом с ним на стол. Проснётся – увидит. А сам отправился по делам комитета – сегодня мне явно придётся заменять главу, а значит – втрое больше работы, никакого свободного времени. К Нейо-сан заглянуть не смогу, но, надеюсь, с ней всё и без меня в порядке.
*дальше идут записи о работе, короткие заметки, расписания… в общем, ничего интересного*
*** (долгожданная 8 глава, дневники кончились)
Хибари проснулся около четырёх – неудивительно, ведь большую часть ночи он не мог заснуть вообще, а стоило ему наконец расслабиться, как прозвенел будильник.
Первым делом он огляделся по сторонам, в надежде, что всё ему приснилось – и рисунок, и внезапное осознание чувств… Но стоило ему об этом подумать, как он увидел на столе свой дневник и перевёрнутый рисунком вниз планшет. Протянув руку, он взял планшет, перевернул и посмотрел на рисунок. Лёгкие снова скрутило странным спазмом, как и тогда, на крыше. Позже он говорил, что это было сродни тому, что он чувствовал, впервые попав под действие сакура-куры и иллюзий Рокудо Мукуро, когда все мышцы словно отказывали, тело словно застывало в одном положении, казалось, что ты уже забыл, как надо дышать, и ещё немного, и ты потеряешь сознание.
А потом шок прошёл, немного быстрее, чем в прошлый раз – сказались несколько часов сна. Пришёл тихий ужас – что делать? Больше всего его бесило это ощущение собственной беспомощности, даже не перед противником – перед самим собой. Но, проведя десять минут в безуспешных попытках привести себя в нормальное состояние, и разобраться в собственных мыслях, затолкав ненужное на задворки памяти, Кёя плюнул на всё и решил в кои-то веки разобраться по ходу дела.
Хибари вышел из комнаты (не забыв убрать в свою сумку планшет и дневник), положив рисунок в карман пиджака (кстати, наконец-то высохшего) и с невольным удивлением обнаружил, что коридор пуст. При его появлении в других коридорах разбегались все – как ученики, так и собственные подчинённые.
Мысль: «Что же я такого сделал?» - немного задумчиво, абсолютно спокойно. Пытается вспомнить, что он натворил за те три дня, пока был не в себе. Хотя, какие к чёрту три дня? Уже две недели!
Вспомнив, сколько учеников он чуть не поубивал, причём, за самые малейшие провинности, он перестал удивляться такому страху в глазах встречных. И неожиданно поймал себя на мысли, что такое отношение к себе ему не очень нравится. Хотя, чего от них ожидать? Вон там компашка – сбились в кучу, как овцы перед волком. Нет, такие никогда не исправятся.
Хотя, есть и более-менее вменяемые. Хотя, это с какой стороны посмотреть. Рёхей со своим вечным ЭКСТРИМом, Гокудера – шумный, как уличная собака, лающая на всех, кто ей не нравится, Цуна… Ну это настоящий баран, но рядом с ним почти всё время находится тот странный малыш, так что видимо и в нём есть что-то.
Но сейчас Хибари не хочет о них думать, хоть вопли Сасагавы о боксе доносятся с другой стороны школы, проникая сквозь все стены.
Сейчас он хочет найти кого-нибудь и хорошенько с ним подраться, поэтому Кёя идёт в тот самый район, где в ту самую ночь встретил её. Он знает, что именно в том баре алкоголь продают всем, невзирая на все проблемы. И именно поэтому он и не прикрывает этот барчик – иногда даже главе дисциплинарного комитета хочется подраться.
Сейчас ещё рановато, поэтому он обходит весь город, прежде чем направиться к цели. Проходя мимо парка, Кёя специально сворачивает к тупику с беседкой, отодвигает «полог» из виноградных листьев и заглядывает внутрь. На полу всё так же валяются семь окурков и бутылка из-под пива. Там же, под скамейкой лежит тонкая, ровно оторванная полоска бумаги. И лежит, похоже, с того самого дня. Он поднимает полоску и, не глядя, кладёт в карман, к своему рисунку – потом разберётся. Тем более, ему казалось, что нижний край рисунка (который он полночи склеивал, не покладая рук!) был оторван, как по линейке, но тогда он решил, что это просто был неровный край альбомного листа. А может, так оно и было, но проверить было бы лучше…
Вот примерно с такими мыслями Хибари шёл из парка к бару. Ещё на другом конце переулка он услышал шум и невольно усмехнулся, на лице появилось азартное выражение – сейчас он поразвлечётся.
***
Кусакабе уже подходил к проблемному району, как вдруг услышал, что среди пьяных выкриков раздалось тихое «Вы нарушаете порядок в Намимори. Я забью вас до смерти». Президент комитета не поверил своим ушам. Но, услышав сначала поток мата в адрес «придурка, возомнившего себя крутым только потому, что носит красный бантик и тонфа», а затем звуки ударов, он выглянул из-за угла и увидел Кёю, с удовольствием избивающего сразу пятерых. На лице главы комитета была азартно-счастливая улыбка, которой никто уже очень давно не видел. Кусакабе невольно подумал, что Хибари наконец-то справился с собой и своими чувствами, а заметив беглый взгляд главы в его сторону и услышав привычное «не путайся под ногами», со спокойной душой отправился домой.
***
Уже почти совсем заснув, Макками увидела в полусне одно из событий того самого вечера, воспоминание о котором всплыло только сейчас – она сидит в беседке, во рту – первая сигарета, бутылка ещё не открыта. Она загибает нижний край листа, выравнивает край – привычка быть аккуратной – проводит по сгибу ногтем и аккуратно отрывает тонкую полоску, которую затем бросает под скамейку.
Полоску от нижнего края листа.
Ту самую, на которой в углу написано…
Написано…
«Хибари, я люблю тебя»
Но об этом она всё равно забывает – укол уже действует, и девушка погружается в сон.
***(глава 9)
Сегодня Хибари просыпается безо всяких проблем. У него не болит голова, ему не хочется умереть, у него нет *взгляд в зеркало, пока застёгивает рубашку* на лице болезненной бледности и кругов под глазами. И даже Хиберд, превративший его причёску в гнездо, удостаивается лёгкой улыбки, когда хозяин тянется за расчёской, и кучи очень недовольных взглядов, когда расчёска в очередной раз запутывается.
В кухне нет горы грязных кофейных чашек, по всей квартире не разбросаны грязные вещи, и вообще в квартире установился порядок, как было две с чем-то недели назад, когда Хибари принёс к себе пьяную в хлам девушку. Разве только в гостевой комнате впервые за год стёрта пыль со столика и полок, да в комнате хозяина на письменном столе лежит заклеенный скотчем рисунок.
Он накидывает на плечи пиджак, не вдевая рук в рукава, берёт тонфа и закрепляет их в специальных петлях, пришитых к изнанке пиджака. Именно благодаря им Хибари удаётся доставать тонфа из ниоткуда и прятать в никуда. Почти незаметное движение рукой, и тонфа сами ложатся в ладони. Уже обувшись, Хибари последний раз смотрит в зеркало и сгоняет с лица улыбку. Это старая привычка, ещё с первых классов – дома, наедине с собой (или братом, до появления Макками – единственным человеком, которому он доверял), он позволял себе улыбаться, смеяться и проявлять прочие эмоции. Перед выходом из квартиры, он всегда стирал с лица эмоции. Единственными, кто мог получить от него тёплую улыбку, были дети. Лет трёх-пяти, не больше.
Итак, улыбка стёрта, пора выходить.
***
Макками была счастлива, но и побаивалась немного – в голове крутилось вечное «а вдруг…». Девушка потрясла головой. Её уже выписали, осталось переодеться и выходить, но врач – довольно молодой, но серьёзный мужчина – не хотел отпускать её одну, за что девушка была ему весьма благодарна. Она спокойно (как могла) оделась в то, в чём была в день своего выхода из дома, благо, одежду отстирали, и теперь она выглядела пристойно. Потом попросила у соседки по палате – у той самой самоубийцы – расчёску и начала приводить в порядок волосы. Потом выглянула на улицу – было довольно тепло, поэтому Макками решила не надевать джинсовую рубашку, а завязала её на поясе.
Вдруг в открытое окно влетел Хиберд.
- Привет, птиц! Как дела?
Тот что-то в ответ пискнул и вылетел в окно, не задерживаясь, так что девушка даже не удивилась, когда в палату заглянула перепуганная медсестра и сообщила, что за Макками Нейо пришли.
Девушка попрощалась с соседками – одну из них, молчаливую, выпишут через пару дней, самоубийца выписывается сегодня, но за ней ещё не пришли – и, глубоко вдохнув и попытавшись успокоить сердце, которое колотилось где-то в ушах, вышла из палаты. Медсестра стояла за дверью и смотрела на девушку испуганными глазами.
- Что случилось? – спросила Нейо.
- Д-дело в том, что я должна те… вас проводить вниз, но… - глаза девушки выражали ужас.
- Но вы боитесь того, кто там внизу? – догадалась Макками. Медсестра – совсем ещё молоденькая, ещё не закончила учёбу, в больнице просто стажировалась – судорожно кивнула головой.
- И чем же он так страшен… - задумалась девушка.
- М-можно мне вас не провожать? – сестра с надеждой уставилась на Макками.
- Девушка, ну почему «вас», вы же старше меня? – Макками потихоньку продвигалась вниз, медсестра автоматически шла за ней.
Сестра замялась, но тут они всё-таки доползли до приёмной, и Макками поняла, почему. Хибари всё-таки пришёл, но его обычная бледность и каменное лицо в голубоватом больничном освещении превращали его в привидение.
Воспользовавшись тем, что Хибари её не видит, девушка согнулась от хохота, обеими руками затыкая себе рот. Приёмная была пуста – все разбежались – так что он всё равно услышал её смех и резко повернулся.
- Что так долго? – он недовольно посмотрел на медсестру, и та чуть не свалилась в обморок. Тут Нейо не выдержала и повалилась на пол, дрыгая ногами от хохота.
- Ты чего? – когда она начала падать, он бросился её ловить, но не успел, и теперь стоял и пялился, как баран на новые ворота. Девушка с трудом приподнялась, всё ещё хихикая, и наконец-то смогла говорить.
- Ты…*хи-хи-хи* на себя в… *пхах* зеркало посмотриииииии! *ахахахахахаха*
Он, не будь дурак, посмотрел. Потом покачал головой, поднял девушку с пола и, кивнув подошедшему врачу, направился к выходу.
- Ей надо будет ещё через недельку зайти на осмотр, - в спину ему сказал врач. Хибари, не оборачиваясь, кивнул.
На улице Макками наконец перестала смеяться и висеть на Кёе мёртвым грузом и пошла своими ногами. Они шли молча, словно не вместе. Наконец, Хибари сказал:
- Сейчас будем проходить мимо твоего дома. Хочешь что-нибудь забрать?
- Да, - тихо ответила она.
В дом они зашли вежливо, никого не потревожив – через балкон. Отец всё ещё лежал в больнице, брал в колледже, а мать на первом этаже что-то готовила. Макками грустно подумала, что ей тут нет места. Она не хотела долго задерживаться, поэтому быстро вытащила из шкафа сумку, покидала туда часть вещей, которые были ей нужны (пара кофт, футболки, бельё, джинсы и юбка, ну и форма), хотела положить учебники, но Хибари придержал её руку и сказал, что учебники он заберёт потом сам, так что место в сумке, которое девушка оставляла под книги, заняли ещё одни штаны и юбка. Больше ей ничего было не нужно.
***
Он знал, что пришёл к больнице рановато, но всё равно отправил Хиберда проверить, не готова ли Макками к выходу. Каково же было его удивление (и невольная радость), когда тот прилетел и ответил утвердительно. Распугав посетителей и врачей, Хибари зашёл в приёмную и сказал, что пришёл забрать Нейо-сан.
Когда девушка спустилась, он стоял к ней спиной, так что еле сдерживаемый смех застал его врасплох. Повернувшись, чтобы наказать смешливого придурка, он обнаружил, что смеётся Макками. Неожиданно девушка начала падать. Он попытался её поймать, но тут понял, что упала она от хохота. Послушав её и посмотревшись в зеркало, Хибари готов был и её прикопать, но сдержался. Сложнее всего было удерживаться от улыбки – губы так и норовили расползтись, хотелось смеяться вместе с ней. Будь он дома, уже сам бы смеялся, как ненормальный, но тут – нельзя. Так что он забрал её и практически вынес в дверь.
В дом Нейо он не захотел входить через дверь. Хотя это было бы вполне нормально, но Хибари захотелось попрыгать немножко, так что они зашли через балкон.
Собрав вещи, Макками кивнула ему, и они вышли так же – через балкон. Всю дорогу до дома они молчали. Девушка немного нервничала, а Хибари боялся ляпнуть на улице что-то не то. И так уже он идёт с её сумкой на плече, девушка одета в то, в чём была в день (точнее, ночь) встречи – синие подвёрнутые джинсы с воткнутыми в них булавками, чёрная обтягивающая кофта с V – образным вырезом и короткими рукавами и курточка того же цвета, что и джинсы, сейчас завязанная на поясе. На ногах – какие-то кеды, разрисованные маркером.
Тихий ужас. Если его кто-то из своих заметит, его авторитету крышка.
Хотя, ему и так крышка.
Наверное.
И вообще, ему что, влюбиться нельзя?!
На этой мысли Хибари споткнулся, остановился и помотал головой. Он. Сам. Это. Сказал. Признал. Чёрт!
- Хибари-сан…
Ноль эмоций. Макками начинает беспокоиться – он стоит на одном месте и невидящим взглядом смотрит вперёд.
- Хибари-сан!
Ноль эмоций. Макками решила попробовать последнее средство.
- Кёя-кун…
Действенное средство оказалось. Хибари вскинул голову, сделал шаг, споткнулся, взмахнул руками и упал бы, если бы девушка не встала перед ним и не упёрла руки ему в грудь – за пиджак ловить бесполезно, руки Хибари не в рукавах.
- Прости, прости, просто ты так стоял, что я испугалась, что что-то случилось… - начала оправдываться девушка, отдёрнув руки и покраснев, но Кёя жестом остановил её.
- Всё в порядке. Идём, уже близко, - это были его первые слова с тех пор, как они вышли из дома Макками.
Они подошли к подъезду. Макками удивилась – хотя раньше даже и не думала об этом – почему Кёя, ненавидящий толпу, живёт в квартире, а не в доме. Денег ему должно хватать, да и вообще…
Она потом спросит. Обязательно.
Они молчали, пока шли через подъезд и поднимались по лестнице. И лишь тогда, когда за ними закрылась дверь квартиры, Кёя позволил себе улыбку. Макками опять покраснела до корней волос, это его рассмешило, но Хибари сдержался.
- Вот гостевая комната, - показал он, - теперь она твоя. В комоде все полки свободные, можешь занимать. На нижней – постельное бельё.
Она смотрит на него круглыми глазами. До последнего сомневалась, что не пустит, теперь тоже не верит.
- Нейо-сан! – делает он фирменное каменное лицо, - Занимайте комнату. Это приказ!
На лице девушки появляется улыбка, она кивает, подхватывает сумку и забегает в комнату.
***
Макками действительно до самого конца сомневалась. А его улыбка просто вытеснила из её головы все мысли…
Сначала она разобрала сумку. Вещи отправились в комод, всякая мелочь вроде расчёски, и шкатулочки с заколками и резинками – на столик. Когда она доставала из сумки форму, в комнату заглянул Хибари.
- Вот что ты могла и не брать, так это форму. Эта форма тебе больше не понадобится.
Девушка удивлённо посмотрела на Кёю.
- Что ты имеешь ввиду?
- Ближайшие три-четыре дня ты всё равно в школу не пойдёшь – врач запретил. А за это время тебе сошьют другую форму, и не спорь.
- Но зачем другую? Чем плоха эта? – всё ещё не понимала девушка.
Хибари опять улыбнулся, на этот раз хитро прищурив глаза:
- Ну, эта не очень похожа на форму дисциплинарного комитета, согласись.
Эта идея пришла ему в голову утром, так что он заранее договорился о пошиве женской формы ДК, оставалось только отправить размеры.
- Эта форма тебе как раз?
- Ну… да. Только мне не нравится, если честно, прямой пиджак. Я же не парень!
Кёя улыбнулся про себя – ещё одна поправка в план.
- Новая форма будет удобнее, обещаю.
Макками почувствовала, что ещё немного, и она начнёт дымиться – этот обычный, человеческий тон, некоторая забота, и, самое главное, эта его улыбка, сводили её с ума. Форма ДК… Это же…
- Но ведь в комитете только парни!
- Значит, ты будешь первой девушкой! И пусть только попробуют возразить!
Она никогда его таким не видела – сейчас, дома, это был не ледяной глава дисциплинарного комитета, которого боится весь город, а просто шестнадцатилетний парень, пусть и в форме. Хотя от той формы на Хибари была только рубашка да брюки – пиджак он снял.
- Ладно, я пошёл на кухню – надо ж людям хоть когда-то завтракать, - неожиданно быстро сказал он и, развернувшись, вышел из комнаты.
- Постой!
Он остановился в коридоре, не оборачиваясь. Макками набрала воздуха в лёгкие и, решившись, подошла сзади и обняла его.
- Спасибо…
Хибари вздрогнул, но не вырвался. Сердце колотилось у Макками в ушах, её даже немного трясло от осознания того, что она только что сделала, поэтому девушка не заметила, как сильно стучит под её пальцами сердце Хибари.
А вот он это очень даже заметил.
Стояли они около минуты – она просто не соображала, что происходит, он не мог говорить. Наконец, Кёя справился с голосом и тихо сказал:
- Может быть, отпустишь меня?
Она отскочила, как ошпаренная.
- Прости!!!
Он только кивнул в ответ и пошёл на кухню. Девушка убежала в свою – теперь уже свою – комнату. Там она плюхнулась на диван, схватилась за голову и тихонько завыла. Что же она наделала! Да после такого он же её сразу выгонит! Он будет смотреть на неё, как на пустое место!
Когда Хибари с двумя чашками чая зашёл к Макками, он так её и застал – сидящую на диване подтянув колени к себе и уткнувшись в них лицом. Плечи девушки тихонько вздрагивали.
***(глава 10)
Кёя как всегда сидел на крыше. Сторонний наблюдатель не заметил бы ничего странного в его позе. То, что Хибари не спал, а был даже в некотором замешательстве (что случалось очень и очень нечасто), мог заметить разве что Цуна со своей гипер интуицией, да Кусакабе-семпай, умевший распознавать малейшее изменение в настроении своего «начальства». Но Цуна сейчас тренировался с Реборном, а Кусакабе был на задании – разбирался с органами правопорядка по поводу отца Макками. То, что Хибари отправил его с таким странным заданием, да ещё и ничего не объясняя, весьма встревожило его. Зайдя после четвёртого урока в комнату Дисциплинарного Комитета, он увидел брошенную папку с досье, лежащую на полу в раскрытом виде. Кусакабе никогда не замечал за Хибари подобного отношения к вещам, Кёя всегда был предельно аккуратен, а за бардак строго наказывал любого.
Но… он – подчинённый, он не имеет права высказывать Хибари своего мнения, если не хочет, чтобы его забили до смерти.
***
А думал сейчас Хибари о многом. Об этой девчонке, о собственном сумасшествии – иначе, как объяснить себе своё же поведение? Он, Хибари, привёл к себе домой пьяную девчонку, да ещё ту, которую в тот же день готов был убить на месте. Хотя, не привёл. Принёс. Да ещё и спал сидя, держа её голову у себя на коленях, как идиот. И, что его удивляло и вгоняло в депрессию больше всего, заставляя всё глубже копаться в себе, так это то, что тогда он чувствовал, что его поведение совершенно нормально! Что он так и должен был сделать!
Потом он вспомнил, как упал утром на пол, и захотел убиться об стену. Это ж надо было ТАК ОПОЗОРИТЬСЯ!!! И перед кем?!!
Он мог себе объяснить, почему написал ту записку. Сейчас он всерьёз говорил себе, что девушке нельзя было оставаться в собственном доме, и он, как глава Дисциплинарного Комитета Намимори, должен сам заботиться об этой проблеме.
Но ехидный внутренний голос, так некстати проснувшийся после долгого молчания, напоминал, что когда Кёя писал эту записку, он совсем не думал о дисциплине и о своём долге.
Как же Хибари хотел, чтобы это говорил кто-то другой, кого можно забить до смерти, навсегда прекратив эти речи! Но не бить же самого себя, верно?
Убиться об стену захотелось ещё сильнее…
Но Кёя просто закрыл глаза, потряс головой, словно надеясь вытрясти из неё все лишние мысли и, поднявшись, направился домой, по дороге обходя Намимори по кругу в поисках нарушителей – вечерело.
***
Уже три дня Макками лежала в больнице и стремительно поправлялась. Хибари больше не заходил, но на третий день, когда ей наконец разрешили ходить, пусть и недалеко, она встретила в коридоре Кусакабе.
- Здравствуйте, Кусакабе-семпай! А что вы тут делаете?
Дурацкий вопрос. Но это был первый способ завязать разговор, который пришёл ей в голову. Ведь… ведь Кусакабе-семпай – единственная связь с Хибари. Он – единственный человек, с которым Кёя хоть как-то разговаривает.
Как ни странно, семпай вовсе не стал уходить от разговора, а наоборот, сел рядом с ней на диванчик (стоит ли говорить, что коридор опустел в мгновение ока?).
- Здравствуй-здравствуй, Нейо-сан. Я тут по просьбе Хибари, надо было разобраться с полицией по поводу одного человека и определить его в больницу так, чтоб не было лишних вопросов. А вы как здесь оказались, Нейо-сан?
- Да так, ничего особенного.
- Нейо-сан, можете меня не обманывать?
- Вы о чём?
- У вас швы на лбу, а через рубашку видно «корсет» для сломанных рёбер. К тому же, тот человек, по поводу которого мне пришлось хлопотать, носит ту же фамилию, что и вы.
- Ничего-то от вас не скроешь…..*грустный вздох* Да, меня избил мой отец, три дня назад. Я тогда из школы после третьего урока ушла домой, а он меня всё-таки поймал… Вот…
Кусакабе присвистнул.
- И за что он тебя так?
- А просто так. Он это любит. Кстати, что с ним?
- Переломаны почти все рёбра, множественные гематомы по всему телу, вывихнута одна рука, левая нога сломана, сотрясение мозга…. – он неожиданно запнулся, увидев выражение злобного торжества на лице девушки, - Что с вами, Нейо-сан?
Девушка, продолжая улыбаться, считала что-то на пальцах, и с каждым загнутым пальцем улыбка становилась всё шире.
- Нейо-сан?
- Что с ним ещё?
Кусакабе невольно отшатнулся – таким предвкушающим был её взгляд.
- Ещё… Отбита селезёнка и почки, очень сильно, остальным органам тоже досталось.
Девушка загнула ещё один палец и хмыкнула.
- Однако… Папаша получил по заслугам, жаль, что я не видела. Но откуда он узнал все повреждения?.. – задумчиво протянула девушка.
- Кто ОН? – спросил Кусакабе, которому показалось, что о нём уже вообще забыли.
- А? Что? Неважно, - девушка немного покраснела, - это не так уж и….
- Хибари-сан, верно?
Девушка оторопело уставилась на него.
- Следы тонфа ни с чем не спутаешь, работу Хибари-сана я всегда узнаю. И теперь всё сходится…
- Что. Ты. Тут. Делаешь. Кусакабе?
Тот побледнел, как мел.
- Хибари-сан! Здравствуйте…
- Ты не ответил на мой вопрос. Я забью тебя…
- Подожди, Хибари-сан! – тихо сказала Макками, - Не трогай его, пожалуйста!
Кусакабе ошеломлённо смотрел, как, повинуясь голосу девушки, уже занесённые для удара тонфа замирают, а затем опускаются и исчезают где-то в рукавах пиджака Хибари.
- И почему я должен тебя слушаться?
«В-вы уже послушались, Хибари-сан!!!» - думал прифигевший Кусакабе.
- Ну я же сказала «пожалуйста». Ах да, Хибари-сан…
- Что?
- Вы так и не вернули тот рисунок…
- Выпишешься – сама заберёшь. Я ухожу.
Девушка кивнула ему в спину. Живой и здоровый Кусакабе-семпай решил по-тихому свалить. Наскоро попрощавшись с Макками, задумавшейся о чём-то своём, он быстрым шагом направился к выходу. На всякий случай – противоположному тому, через который удалился Кёя.
И, кажется, он понял причину замешательства Хибари раньше его самого…
Но он – подчинённый. И ему нельзя высказывать своё мнение, если он хочет остаться живым и здоровым. Даже, если это пойдёт на пользу Хибари… Только если тот попросит сам.
***
Макками была счастлива. Кёя сумел подтвердить свои слова, написанные ранее – рисунок-то у него дома! Значит, забирать его она пойдёт… Во-во! Именно к нему!
***
На Кёю снова накатило непреодолимое желание убиться об стену. Что бы он не делал, о чём бы не думал – мысли всё время соскальзывали на Макками. Очередной пьяный нарушитель дисциплины оказался тем самым мужиком, об голову которого разлетелась бутылка, попытавшись заснуть на крыше, он вспомнил своё позорное падение с дивана и тяжесть её головы на коленях. Ноги сами привели его к больнице и её палате, где он увидел Кусакабе, беседующего с Макками.
И до сих пор он не мог понять, что же в её тихом голосе заставило его остановится и опустить тонфа….
**** (6 глава)
Он больше не навещал её в больнице. По словам Кусакабе, который изредка заглядывал (что было необычным поведением для него, но Макками не замечала этого), Хибари чуть ли не поселился на крыше школы, практически не возвращаясь домой. По его же словам, высокомерный глава дисциплинарного комитета неожиданно увлёкся рисованием. Выгнав всех с крыши, он устраивался с лёгким планшетом и листами бумаги где-нибудь в тени и принимался водить карандашом по бумаге.
- Когда думает, что никто не слышит, ругается, как чёрт, - рассказывал Кусакабе, - за такие слова он любого до смерти забил бы, я поражаюсь! Похоже, не всегда у него получается…
Нейо улыбнулась.
- Передай это ему, - на следующий день девушка протянула Кусакабе несколько карандашных рисунков, - это то, что ему знакомо, если нравится рисовать – пусть начинает с лёгкого.
Кусакабе кивком поблагодарил Макками и попрощался с ней. По дороге к школе он решил рассмотреть рисунки. На самом верху лежал лист с Хибердом – жёлтой птичкой Кёи, похожей на пушистый шарик. Сквозь сильно обведённые линии самого рисунка виднелись тонкие вспомогательные. Самым последним было изображение цветущей сакуры, прислонившись спиной к которой дремал человек. На этом рисунке… картине, рисунком это не смог бы назвать никто, не было тонких пунктирных линий, картина была словно живая, пусть и нарисованная одним карандашом. Казалось, что лепестки трепещут на ветру и танцуют в воздухе, а волосы спящего легонько развеваются, словно картина живая. И, несмотря на то, что лица его было не видно, Кусакабе сразу понял, что это Хибари. Та же осанка, так же сложены руки, как всегда, когда Кёя спит сидя, пиджак с повязкой… Кусакабе улыбается всю дорогу до школы.
Перед дверью, ведущей на крышу, он останавливается, усилием воли сгоняет улыбку с лица и прислушивается. Через дверь слышны тихие проклятия – у Хибари явно не получается очередной рисунок. Быстро оглядев себя на предмет незастёгнутых пуговиц и прочих «нарушений», Кусакабе стучится в дверь, предупреждая о своём приходе. За дверью устанавливается тишина, и он понимает – разрешение на вход получено, убивать его не будут. Ну, по крайней мере, сразу же.
Хибари с каменным лицом сидит у стены. Планшет лежит перевёрнутый рисунком вниз, на пальцах у Хибари серые разводы, которые бывают, когда рисуешь простым карандашом.
- Хибари-сан! Вот, вам Нейо-сан просила передать!
Кёя бросает на него ледяной взгляд, от которого у бедняги кровь стынет в жилах, но оба молчат. Наконец, вздохнув, Хибари протягивает руку ладонью вверх. Кусакабе передаёт ему рисунки, а затем спешит убраться подальше – Кёя не дурак, быстро сообразит, что девушка не просто так рисовала, оставляя вспомогательные линии, как в учебнике. Следовательно, кто-то сказал ей, что он, Хибари, рисует, и у него получается … мягко говоря, хреново. А это значит, что бедному Кусакабе лучше в ближайшие дни не попадаться на глаза Кёе, если он хочет жить.
***
Когда Макками услышала, что Хибари рисует, она даже обрадовалась. Наконец-то у неё есть возможность хоть как-то развлечься! Именно поэтому она набрала бумаги и целыми днями рисовала. К приходу Кусакабе у неё были готовы семь «обучалок» и две картины. Одну из них девушка тоже отдала, а вторую оставила себе. Соседки по палате считали её немного ненормальной и побаивались, особенно, когда узнали, что Нейо связана с дисциплинарным комитетом. Девушка не винила их, да и ей дела не было до соседок – обычные девчонки, не особо умные. Одна попала в больницу после попытки покончить с собой – девушка спрыгнула с моста, не догадавшись, что с него насмерть можно только простудиться, упала в воду, в панике взмахнула руками, и её швырнуло об опоры моста. В результате – перелом локтевой кости. Вторая о себе не распространялась, возможно, у неё были для этого причины. Сама Макками почти с ними не разговаривала, ей было неинтересно. Как многие творческие люди, да ещё и влюблённые к тому же, она просто погружалась в свой собственный маленький мир, словно засыпая с открытыми глазами. Порой, на её губах мелькала улыбка, иногда девушка хмурилась или тихо смеялась, чтобы достучаться до неё, медсестре надо было повторить вопрос два-три раза. Хотя, нет. Услышав чёткие, размеренные шаги Кусакабе, она мгновенно приходила в себя – ведь он был связью. Кусакабе-семпай связывал её… с Ним.
Правда, был ещё Хиберд, но он прилетал всего один раз, просто так. Птиц был похож на цыплёнка, но вполне умело летал.
В тот день у Нейо было отвратное настроение – у Кусакабе дела, он предупреждал, что не зайдёт, на улице неожиданно пошёл дождь, да ещё и живот разболелся – ей делали операцию, потому что осколок ребра попал в печень, и шов первое время очень болел, но затем перестал. И вот, опять.
Она лежала на кровати, мрачная, как грозовая туча, накрывшая город, и не могла даже уснуть или «нырнуть» в свою мечту – боль моментально отрезвляла её, не давая забыться. И вдруг, за окном мелькнуло что-то жёлтое, уселось на подоконник и постучало клювом в окно.
- Ой! Это птичка! Маленький, да ты же весь промок! – воскликнула самоубийца. Она вообще была самой шумной из всей троицы, - Давай, я тебя впущу!
Девушка вскочила с кровати и здоровой рукой распахнула окно, впуская птицу. Макками узнала Хиберда. Никто в Намимори не знал, откуда она взялась, а кто знал, не распространялся. Просто однажды Хибари появился в школе с этой птицей на плече. До этого он пару дней отсутствовал в школе, а когда явился, был ещё мрачнее, чем девушка сейчас. Говорят, что именно с того дня он возненавидел сакуру. Почему – опять-таки неизвестно. Даже Кусакабе не знал точно, только предположения были, но какие-то неясные.
Мокрый комок перьев влетел в комнату и плюхнулся на кровать Макками. Девушка удивлённо глянула на него.
- Что ты тут делаешь? Твой хозяин наверняка дома, почему не летишь к нему?
Хиберд отряхнулся и стал похож на меховой шарик.
- Мокро! – неожиданно пропищал он. Нейо знала, что птиц умный, так что снова спросила:
- У него дома мокро?! – девушка удивлённо подняла брови. Говорила она шёпотом и отвернувшись к двери, потому что девчонки и так считали её ненормальной.
Хиберд встряхнулся ещё раз, теперь из жёлтого пуха торчали только глаза и кончик клюва.
- Нами. Мокро!
Нейо обдумала услышанное. Значит, птиц был в школе. Наверняка, вместе с Хибари. Мокро? Значит, они сидели на крыше?!
Ей вспомнились слова Кусакабе о том, что Кёя практически поселился на крыше.
- Хиберд! Хибари в школе? На крыше?!
Птиц что-то утвердительно свистнул.
- Лети к нему и передай такие слова: «Кёя-кун! Марш домой, а не то простудишься и загремишь в больницу, как я рисунок заберу?!»
Хиберд поправил обсохшие перья и перелетел на подоконник. Девушка-самоубийца никак не хотела его выпускать, говоря, что на улице слишком мокро и холодно, но Макками сказала всего одно слово «выпусти», и та мгновенно распахнула окно. Птиц жёлтой молнией метнулся в сторону школы, Нейо удовлетворённо прикрыла глаза.
«Вот теперь если он не заявится сюда, чтобы прибить меня за такое пренебрежительное обращение, то хотя бы домой отправится!» - подумала девушка, и эта мысль придала ей сил. Она закрыла глаза и уснула. Завтра придёт Кусакабе, чтобы рассказать ей новости, а ещё через три дня её выпишут. И она обязательно зайдёт к нему. И скажет «спасибо». И, возможно, останется у него… Губы спящей девушки изогнулись в улыбке. Ей снился сон. Сон о том, как она просыпается утром, сама, и никаких ударов, никакой воды, только лучик солнца пробивается сквозь щель в шторах, а рядом слышится чьё-то тихое дыхание. И вдруг ей становится грустно от того, что это всего лишь сон, который вряд ли сбудется столь буквально. Не будет этого дыхания, согревающего душу, и это самое грустное. Да, он, возможно, не выгонит её на улицу, но…
И, хотя этот сон был практически волшебным, наполненным счастьем, девушке было грустно. Ведь он даже не догадывается о её любви. Он знает лишь то, что она его не боится, но и подумать не может о чём-то… большем.
Девушка-самоубийца что-то негромко доказывала своей соседке, бурно жестикулируя и размахивая здоровой рукой. Среди того, что она говорила, постоянно проскальзывали слова «сумасшедшая», «да что она понимает», «смотрит на меня, как на дуру, да она просто не знает, что значит любить» и тому подобные выражения, вызванные тем, что Нейо действительно считала глупым её выходку, о чём однажды и заявила. Неожиданно, девушка замолчала.
Потому что увидела, как на лице спящей улыбка сменяется грустной усмешкой, а по щекам текут слёзы.
А губы еле слышно шепчут: «Идиот».
*** (глава 7)
В этот день ему было скучно. Очень. Из школы уходить не хотелось, он привык к этой крыше, да и нечего делать дома, квартира кажется одиночной камерой – скучно, душно и жарко.
Тут же есть ветер, ощущение свободы… Тут можно рисовать, пытаясь забыть обо всём, это, конечно, сложно, но зато не скучно.
Но сейчас идёт дождь. Не порисуешь – вся бумага размокнет, он еле успел спрятать уже готовые рисунки в папку, а её унести с крыши и убрать в ящик своего стола.
Чтобы вернуться под дождь и сесть, глядя в небо, затянутое свинцовыми тучами. Хиберд, который всегда летал за ним, сначала прятался под пиджаком, но когда и пиджак промок насквозь и перестал быть защитой, вылез и куда-то улетел.
«И все его бросили, - подумал Хибари, - прям как в дешёвом романе»
Он сидел долго, уже начал замерзать – пусть на улице и тепло, но дождь и ветер делают своё дело. Мокрая рубашка неприятно липла к телу, с волос капало, вода стекала по лицу и шее, он попробовал потрясти головой, отряхивая волосы, но вышло только хуже – они залепили Хибари всё лицо. Он, чертыхаясь, убирал их назад, когда вернулся Хиберд.
- Ну и где ты был? – у Хибари неожиданно появилась потребность поговорить хоть с кем-нибудь.
- Макками, Макками.
Кёя замер.
Хиберд словно того и ждал. Он тут же выдал своему хозяину всю тираду Нейо, умудрившись даже интонации передать, не узнать девушку было невозможно.
- Кёя-кун! Марш домой, а не то простудишься и загремишь в больницу, как я рисунок заберу?!
«Опять «Кёя-кун!» Да эта девчонка совсем страх потеряла, как она может мне указывать, что делать?! Домой? Да ни за что! Чтобы какой-то дождь…» - конец он додумывал, уже спускаясь вниз по лестнице. Чёрт, да почему он вообще послушался! И уже не в первый раз! Тогда он отпустил Кусакабе, хотя хотел прибить его, теперь вот послушно идёт домой… Да что с ним такое?! Неееет, домой он НЕ ИДЁТ, он сейчас повернётся и отправится обратно в школу…
Не повернулся. И не отправился. А как послушный мальчик, вернулся домой, скинул мокрую одежду и залез под горячий душ.
- Простуженный глава комитета выглядит глупо. Мне нельзя выглядеть глупо. Я делаю это только потому, что не хочу заболеть и не суметь выполнить свои обязанности, - убеждал он себя. И, к тому моменту, как он вышел из душа, он себя убедил в том, что действительно делал всё по собственному желанию.
Наивный.
Он развесил мокрые вещи в ванной, чтоб они сохли, а сам отправился в комнату – одеваться в сухое. Взгляд его упал на тумбочку – там всё ещё лежали обрывки рисунка.
Натянув пижаму – было уже достаточно поздно – он уселся прямо на пол и начал складывать их, как мозаику.
- А ведь этот рисунок проще того, где сакура, - бубнил он себе под нос, - может, попробовать нарисовать просто человека? Надо посмотреть, линии-то она стёрла, но следы должны остаться…
Но очень сложно искать вспомогательные линии на рисунке, разорванном на восемь частей, так что Кёя отправился за широким скотчем.
- Надеюсь, она не рассердится, что я опять трогал рисунок, - продолжал он разговор с самим собой, - стоп, о чём это я? Мне-то какое дело? Мне должно быть всё равно. Мне всё равно!
Но, склеивая рисунок, он каждый раз мысленно ругал себя, когда получалось не очень ровно. А потом, спохватившись, объяснял это состояние тем, что у него неожиданно пробудилась совесть и начала активно делать свою работу.
Хотя, это была вовсе не совесть, и, где-то в глубине души, он это начинал понимать, но понять – одно дело, а поверить и признать – совсем другое…
***(3 дня до выписки, отрывки из дневников)
3 дня до выписки
Макками Нейо
Сегодня дождя не было. Небо словно чисто вымыли, ни облачка, а ещё у меня рёбра не болят, и корсет сняли! Когда я сказала врачу про шов, он ответил, что боль, возможно, связана с погодой. Ну, как у некоторых спину ломит перед дождём или голова болит в жару… В общем, ничего со мной страшного нет!
Ещё соседка наконец перестала приставать, ну та, которая самоубийца несостоявшаяся. Даже рассказала свою историю. Я подробности писать не буду, но в целом так: когда девчонка перешла в старшую школу, ей один парень дороги не давал, цеплялся по малейшему поводу, издевался, а она непостижимым образом в него влюбилась. В общем, она призналась ему, он предложил ей стать его девушкой, вроде как хеппи-энд. Но доставать он её не прекратил. Только теперь, на правах «возлюбленного» и парня, позволял себе куда больше. Например, ударить по попе или ущипнуть за грудь. А эта дурашка терпела. Верно говорят – любовь зла. Потом начались неприличные предложения, но она отказывалась. В итоге, она застала его и какую-то девчонку, буквально со спущенными штанами, и этот парень, не прекращая… хм… занятия, сказал ей, что она ему нафиг не нужна, потому что она ему не даёт, а он не насильник, чтоб взять её без согласия. Ну девчонка и психанула.
Я бы на её месте взяла что-нибудь тяжёлое и шарахнула его по голове – если он действительно не прерывался, то просто не смог бы защититься…
Хотя, если бы я застала ЕГО, кто знает… Но не с моста же!
Заходил Кусакабе, говорит, Хибари вчера вечером таки ушёл домой, значит, Хиберд ему всё передал *тут нарисована карикатурная Макками, со счастливым выражением лица*. Только семпай как-то странно себя вести начал. Стал таким задумчивым, иногда кажется, что он знает куда больше, чем я! Ну, о… обо мне и Хибари. Ксо, ну он у меня расколется!
А меня выпишут скоро! ЛяЛяЛяЛяЛя!!! Я на радостях даже Кусакабе в щёку поцеловала, совсем крышу снесло!
Хибари Кёя
Проснулся поздно. Вчера пол ночи склеивал рисунок. А зачем? Кто знает…
Заметил круги под глазами. Больным себя не чувствую. По крайней мере, физически. За психическое здоровье поручиться не могу. Кажется, что я схожу с ума.
Мысли путаются, соскальзывают… не туда, куда надо. Эта девчонка – как компьютерный вирус, везде вылезает, к месту и не к месту. И не могу выкинуть из мыслей…
Как обычно, после завтрака взял папку и бумагу, пошёл к средней Нами. Крыша, планшет, бумага и карандаш.
И опять Кусакабе объявился. Нет, я не спал на крыше. Да, я вечером ушёл домой, видишь, одежда сухая! Нет, мне ничего не надо. Да, отлучиться разрешаю, но не сейчас, а через… два часа. Кусакабе, ещё один вопрос, и я…
Всё, его сдуло. Все сбегают от меня. Ну и правильно.
Сколько ни пытался нарисовать человека – не выходит. Надо попросить потом, чтобы М…
Стоп, с чего это я должен просить? Сам, всё сам…
Кусакабе опять принесло. Ты ж уходить собирался. Что значит «уже пришёл»?
Действительно, уже пять вечера. Пора и мне за работу, надо отвлечься…
Я дома. На полу скотч. Рубашка высохла ещё утром, пиджак мокрый до сих пор, сегодня в школу я ходил в жилетке. Да, замёрз. Немножко. Плевать.
Кусакабе
Утром пришёл в школу пораньше, надеялся найти главу, но его не было ни на крыше, ни в кабинете. Я прям не знал, что делать – не идти же к нему домой. Но около часу дня он появился – заспанный, в жилетке вместо пиджака, словно нарисовался где-то на крыше из воздуха. Под глазами круги, словно и впрямь спал на крыше под дождём. Я даже спросил, рискуя жизнью (и это не шутка!), не спал ли он на крыше. Нет, говорит, не спал, и домой ушёл. Спросил, можно ли отлучиться – я обещал Макками зайти, но Хибари это не обязательно знать, иначе прибьёт. Сказал – потом. По-моему, просто из вредности. И откуда? Никогда он таким не был.
Кажется, я знаю, кто на него так влияет. Но вслух – ни слова. Два часа честно отдежурил, ушёл в больницу. Макками мне рассказала, как вчера через Хиберда наорала на Хибари, чтоб домой шёл. Да, похоже, я не ошибался. Сказал ей, что Кёя добрался до дома, она вздохнула с облегчением. Даже не скрывает особо. Поделился новостями, но она уже почти не слушала. Как я понял, ей нужен был кто-то, кто просто говорит о чём-то интересном. Она ж со скуки загибается!
Посидели, поговорили, я уходить собрался, прощаюсь, а она весёлая, ну как котёнок, который на солнце пригрелся, и ему бабочка на нос села… Спасибо, говорит, что зашёл, вскочила, в щёку поцеловала и умелась куда-то в сторону буфета. И довольно быстро – видимо, корсет ей сняли. Ну точно, котёнок.
А я, видимо, бабочка.
А хозяин?
……….
Вернулся в школу, ещё полчаса побродил по школе, поднялся на крышу. Хибари словно не проснулся до сих пор. Даже не заметил, что я уходил. Посмотрел немного удивлённо, унёс рисунки в кабинет (а карандаш с собой взял зачем-то) и уже абсолютно бодрым голосом осведомился, долго ли я собираюсь стоять на дороге столбом. Ну наконец-то, проснулся. И отправился заниматься своими прямыми обязанностями. Между прочим, первый раз за то время, пока Нейо-сан в больнице!
Это он успокоился или наоборот? Судя по напряжённой спине (и попыткам её расслабить, но безуспешным), колбасило нашего главу ещё сильнее, чем в тот день, когда он меня чуть не убил в больнице. Но с чего? Надо завтра спросить… Нет, не у него. У неё. Спорю на свою повязку – она знает.
***
2 дня до выписки
Макками Нейо
Послезавтра выписываюсь!!! Ура!
Только что-то я волнуюсь. Таких снов мне больше не снилось, но всё равно, мне страшновато… А вдруг он тогда по-доброму ко мне отнёсся, потому что я была пьяной девчонкой? Вдруг он сначала был удивлён рисунком, а потом я просто вырубилась, и он не мог меня оставить в парке? А домой не отнёс, потому что не знал мой адрес? А спал сидя, потому что на полу ему неудобно? А потом я убежала… А потом он просто узнал мой адрес, у комитета свои источники… И от отчима спас потому, что это его долг, как главы комитета… И если он меня выставит? Или просто когда выпишусь, принесёт рисунок, чтобы у меня не было причин зайти?
ААААААААААААААА!!!
……….
Сейчас читаю и хихикаю – заходил Кусакабе, говорит, что Хибари со вчерашнего дня на нервах, нарушителя одного вообще чуть не убил на самом деле. Он (Кусакабе) такой смешной… Вчера я с ума сходила, сегодня тоже – только меня от нервов колбасило. Семпай спрашивал, не знаю ли я, почему Хибари так нервничает. Я сказала, что знаю, но не сказала, почему. У него аж глаза загорелись, но из меня не так-то просто правду вытянуть, я научилась быть скрытной, жизнь – лучшая школа. Сказала лишь, что могу предположить, но предположение меня удивляет очень… И что если он не расскажет мне, почему он задаёт МНЕ такие вопросы, почему так улыбается, будто знает что-то интересное, ну и почему у него такое странное выражение лица, когда он слышит ответ на вопрос, то я выбью из него всё силой.
Он стал заикаться, побледнел и сбежал! Просто сбежал!
И что я такого спросила? Может, он влюблён в Хибари?
Догнала, спросила. Не краснеет, не нервничает сильнее. Начал ржать. Ну и фиг с ним, сама потом узнаю.
Хибари Кёя
Я болен. Теперь я уверен в этом. Вчера встретил нарушителя – один придурок приставал к девушке, при моём появлении слинял, но на прощание её ударил. Мне снесло крышу, как тогда, в доме у Макками. Вот, опять.
Случайно обнаружил в холодильнике банку пива столетней давности. Закрытую. Наверное, это брат оставил в прошлом году. Он единственный из семьи иногда навещал меня.
Чёрт меня дёрнул её открыть! А потом ещё и выпить!
Нет, от нервов я избавился надолго. Сначала вырубился, потом было ТАК плохо!
Никогда в жизни алкоголь в рот не возьму! Ни за что! Объявлю в комитете сухой закон.
В школу пришёл часа в три. С трудом. Упал на крыше (надеюсь, никто не видел) и, кажется, смог сесть к стене. А потом уснул.
Какой позор!
И какое счастье, что меня никто не решается будить!
Проснулся около семи. Кусакабе стоял у двери и как-то странно на меня смотрел, думая, что я ещё сплю. Оказывается, у меня на коленях лежал планшет (и когда я успел?) с рисунком.
Я, кажется, смог нарисовать человека.
Но почему ОНА?!
Я болен. Я рисую во сне. Я болен. Это… Нет, не верю! Это просто глюки, я просто ещё не отошёл от выпитого вчера…
Закрываю глаза, пытаясь мысленно стереть глюк. Карандаш ломается с треском – я слишком сильно его сжал. Открываю глаза – рисунок на месте. Палец побаливает – я загнал занозу, ломая карандаш. Это не глюк…
Я болен.
Кусакабе
Утром пришёл в школу – главы не было на месте. Это уже не удивляет. Но и к часу он не появился, поэтому я быстренько слинял в больницу. За полторы недели Макками мне уже почти как сестра. И почему? Да не знаю, умеет девчонка расположить к себе, вон, даже Хибари перевоспитывает…
Пришёл, заглянул в палату – Нейо вскочила с кровати и вышла в коридор. Сидим, молчим – странно, она обычно сразу что-то спрашивает, говорит, а теперь уставилась в пол, руки дрожат, ушла в себя. Пытаюсь её отвлечь, что-то рассказываю – ноль эмоций. Я замучался слушать молчание и в лоб спросил, не знает ли она, почему с каждым днём Кёю всё сильнее колбасит. Она подняла голову, спрашивает «правда что ли?», говорю, что правда. Тут она как начнёт смеяться! Ну точно, ненормальная! Но зато руки не трясутся больше, и не такая бледная.
Веду себя, как старший брат, ей-богу!
Сказала, что в курсе, да это я и так уже понял, пытаюсь узнать, почему всё-таки. Она хихикает, как ненормальная, отказывается говорить, да ещё и начала условия ставить.
Неееет! Ни за что я не стану рассказывать! Я, конечно, знаю, что он ей нравится, но это не тайна ни для неё, ни для меня.
А вот для него…
И ещё – и для него, и для неё есть ещё более опасная и важная тайна (которую опять-таки знаю только я, ну почему всегда я?!) – она ему тоже. Но ей лучше узнать об этом самой, а он меня убьёт, если расскажу. Да и пусть сам разбирается в себе, я ему не нянька!
Так, время, время, время. Половина третьего. И как это время так быстро летит?!
Подхожу к школе, уже три. Поднимаюсь на крышу, подхожу к двери и слышу звук падения, а потом невнятные ругательства. Эх, глава комитета, совсем вы себя умотали…
Ждал минут десять, потом аккуратно открыл дверь – спит! Прислонившись спиной к стене, на щеке ссадина, планшет лежит рядом, вместе с бумагой. Неожиданно он пошевелился, у меня аж сердце в пятки ушло! Но он, не просыпаясь, взял планшет, лист, карандаш, и начал водить по бумаге…
Впервые вижу, как человек рисует во сне.
Около семи я заметил, что Хибари всё ещё нет. Поднялся на крышу – он спал. На коленях – планшет с рисунком, руки все измазаны графитом, но он, кажется, добился своего…
Когда я увидел рисунок, я просто обомлел. Это была беседка, заросшая виноградом. Вход был расчищен, и можно было увидеть, что на скамейке внутри лежит девушка, накрытая пиджаком с повязкой комитета. Девушка спала, подложив руки под щёку, как ребёнок. Солнце освещало лицо, и я с улыбкой узнал Макками. А тут она была даже больше похожа на котёнка…
Тем временем Кёя проснулся и уставился на рисунок. Он, похоже, даже не осознавал, что рисовал во сне.
Но какое у него было выражение лица! Он, как мне кажется, принял всё за сон. Услышав треск ломаемого карандаша, я слинял – меня тут не было, вы меня не видели…
***
День до выписки
Макками Нейо
Чёрт, сама не знаю, что делать. Нервничаю меньше, чем вчера, но всё равно нервничаю! Всё время в голове вертится «А что, если…» и тд. Хнык! Боюююююсь!
Но всё равно, с нетерпением жду завтра. Не могу спать, в буфете слопала все пирожки, потом попросила большую конфету (длинная спираль из чего-то там, толстая и вкусная, а главное – кончается медленно!) и уселась у себя в палате с этой конфетой. Картина маслом, блин – я, в своей полосатой цветастой пижаме, ем полосатый цветастый леденец! Это, конечно, не по правилам – есть конфеты в палате, но мне никто не запрещает. Кусакабе не заходил. Уж не знаю, чего он там делает, но всё-таки у него ведь и дела есть! В комитете. Так что я весь день фигнёй страдаю – лопаю леденец и рисую. Спать не могу совершенно, сердце колотится где-то… по всему телу, короче. Меня трясёт. О, врач делает обход! Пошла просить успокоительное.
Кстати, у меня такое ощущение, что я что-то забыла…
Сделали укол. Ну, спокойней себя не чувствую, но трясти вроде перестало. И спать хочется – это плюс. Всё, до завтра, дневничок.
*но ни завтра, ни когда-либо потом этот дневник не открывался*
Хибари Кёя
Завтра её выпишут. И мне надо будет выполнять обещание. Я должен забрать её. И почему я тогда сказал, что заберу её к себе? Может, попросить кого-нибудь из комитета?
НЕТ!!!
Что это было? Ксооо, руку отбил. Я ей зачем-то по полу ударил. Точнее, по крыше. Пошёл вон, Кусакабе. Я сказал, пошёл вон!
Такое ощущение, что я снова попал под влияние иллюзий этого ублюдка, Мукуро. Тело меня не слушается, мысли путаются. При слове «завтра» словно током бьёт.
Да что же это такое?! Может, просто не думать…
НЕ МОГУ!!!
Кажется, я содрал всю кожу с костяшек. И в чём бетон провинился?
И почему я не могу не думать о ней? Нет, даже не так. Почему я так на неё реагирую? Что-то нашёптывает мне, что это может быть вовсе не болезнь. И не иллюзия. Возможно, я просто…
*дальше идёт длинная полоса, как будто ручка соскользнула, и записи прерываются навсегда*
Кусакабе
Бедняга Хибари! Прихожу утром, за полчаса до начала занятий. Он сидит на крыше (уже!!!), бледный, с кругами под глазами, пишет что-то в своей тетради (подозреваю, что это дневник). Неожиданно со всей силы как треснет кулаком по крыше! Я думал, крошка полетит!
Он так недоумевающее посмотрел на свой кулак, что мне его жалко стало. Спросил, всё ли в порядке. Меня послали. Отошёл на несколько метров – Хибари снова ушёл в себя. Опять пишет, опять избивает крышу. А крыша-то бетонная.
О, крошки полетели. Ками, да у него же вся рука в крови! А он даже не замечает!
Неожиданно остановил ручку на середине строки, смотрит, как будто не видит. Уронил ручку и тетрадь, схватился за голову. Хиберд вокруг него вьётся, беспокоится. Ладно, решил я рискнуть, подошёл к нему. Позвал.
Ноль эмоций. Я в игноре. Позвал ещё раз.
Так, реакция есть. Поднимает лицо, смотрит как будто сквозь меня, зрачки во весь глаз. Это шок. С чего бы?
Кажется, он понял свои чувства.
Но почему такая реакция?!!
Он встал и пошёл к выходу. Ручка с тетрадью так там и валяются, наверное. Надо будет потом забрать, но потом, а то глава… Чуть не вписался лбом в дверь, я еле успел его придержать и тут же отскочил, но Кёя словно не заметил. Секунд семь смотрел на дверь, потом догадался открыть. Начал спускаться по лестнице, спотыкаясь на каждом шагу, я сначала побаивался, но постепенно перестал и уже всерьёз начал ловить его за плечи и поддерживать, когда он спотыкался.
Если он это вспомнит – убьёт.
Мы спустились на первый этаж, и Хибари отправился в сторону комнаты комитета. Там он просто упал на диван и невидящим взглядом уставился в потолок. Постепенно, он заснул. Я отправился на крышу – забрать его тетрадь, мало ли кто найдёт.
Тетрадь я положил рядом с ним на стол. Проснётся – увидит. А сам отправился по делам комитета – сегодня мне явно придётся заменять главу, а значит – втрое больше работы, никакого свободного времени. К Нейо-сан заглянуть не смогу, но, надеюсь, с ней всё и без меня в порядке.
*дальше идут записи о работе, короткие заметки, расписания… в общем, ничего интересного*
*** (долгожданная 8 глава, дневники кончились)
Хибари проснулся около четырёх – неудивительно, ведь большую часть ночи он не мог заснуть вообще, а стоило ему наконец расслабиться, как прозвенел будильник.
Первым делом он огляделся по сторонам, в надежде, что всё ему приснилось – и рисунок, и внезапное осознание чувств… Но стоило ему об этом подумать, как он увидел на столе свой дневник и перевёрнутый рисунком вниз планшет. Протянув руку, он взял планшет, перевернул и посмотрел на рисунок. Лёгкие снова скрутило странным спазмом, как и тогда, на крыше. Позже он говорил, что это было сродни тому, что он чувствовал, впервые попав под действие сакура-куры и иллюзий Рокудо Мукуро, когда все мышцы словно отказывали, тело словно застывало в одном положении, казалось, что ты уже забыл, как надо дышать, и ещё немного, и ты потеряешь сознание.
А потом шок прошёл, немного быстрее, чем в прошлый раз – сказались несколько часов сна. Пришёл тихий ужас – что делать? Больше всего его бесило это ощущение собственной беспомощности, даже не перед противником – перед самим собой. Но, проведя десять минут в безуспешных попытках привести себя в нормальное состояние, и разобраться в собственных мыслях, затолкав ненужное на задворки памяти, Кёя плюнул на всё и решил в кои-то веки разобраться по ходу дела.
Хибари вышел из комнаты (не забыв убрать в свою сумку планшет и дневник), положив рисунок в карман пиджака (кстати, наконец-то высохшего) и с невольным удивлением обнаружил, что коридор пуст. При его появлении в других коридорах разбегались все – как ученики, так и собственные подчинённые.
Мысль: «Что же я такого сделал?» - немного задумчиво, абсолютно спокойно. Пытается вспомнить, что он натворил за те три дня, пока был не в себе. Хотя, какие к чёрту три дня? Уже две недели!
Вспомнив, сколько учеников он чуть не поубивал, причём, за самые малейшие провинности, он перестал удивляться такому страху в глазах встречных. И неожиданно поймал себя на мысли, что такое отношение к себе ему не очень нравится. Хотя, чего от них ожидать? Вон там компашка – сбились в кучу, как овцы перед волком. Нет, такие никогда не исправятся.
Хотя, есть и более-менее вменяемые. Хотя, это с какой стороны посмотреть. Рёхей со своим вечным ЭКСТРИМом, Гокудера – шумный, как уличная собака, лающая на всех, кто ей не нравится, Цуна… Ну это настоящий баран, но рядом с ним почти всё время находится тот странный малыш, так что видимо и в нём есть что-то.
Но сейчас Хибари не хочет о них думать, хоть вопли Сасагавы о боксе доносятся с другой стороны школы, проникая сквозь все стены.
Сейчас он хочет найти кого-нибудь и хорошенько с ним подраться, поэтому Кёя идёт в тот самый район, где в ту самую ночь встретил её. Он знает, что именно в том баре алкоголь продают всем, невзирая на все проблемы. И именно поэтому он и не прикрывает этот барчик – иногда даже главе дисциплинарного комитета хочется подраться.
Сейчас ещё рановато, поэтому он обходит весь город, прежде чем направиться к цели. Проходя мимо парка, Кёя специально сворачивает к тупику с беседкой, отодвигает «полог» из виноградных листьев и заглядывает внутрь. На полу всё так же валяются семь окурков и бутылка из-под пива. Там же, под скамейкой лежит тонкая, ровно оторванная полоска бумаги. И лежит, похоже, с того самого дня. Он поднимает полоску и, не глядя, кладёт в карман, к своему рисунку – потом разберётся. Тем более, ему казалось, что нижний край рисунка (который он полночи склеивал, не покладая рук!) был оторван, как по линейке, но тогда он решил, что это просто был неровный край альбомного листа. А может, так оно и было, но проверить было бы лучше…
Вот примерно с такими мыслями Хибари шёл из парка к бару. Ещё на другом конце переулка он услышал шум и невольно усмехнулся, на лице появилось азартное выражение – сейчас он поразвлечётся.
***
Кусакабе уже подходил к проблемному району, как вдруг услышал, что среди пьяных выкриков раздалось тихое «Вы нарушаете порядок в Намимори. Я забью вас до смерти». Президент комитета не поверил своим ушам. Но, услышав сначала поток мата в адрес «придурка, возомнившего себя крутым только потому, что носит красный бантик и тонфа», а затем звуки ударов, он выглянул из-за угла и увидел Кёю, с удовольствием избивающего сразу пятерых. На лице главы комитета была азартно-счастливая улыбка, которой никто уже очень давно не видел. Кусакабе невольно подумал, что Хибари наконец-то справился с собой и своими чувствами, а заметив беглый взгляд главы в его сторону и услышав привычное «не путайся под ногами», со спокойной душой отправился домой.
***
Уже почти совсем заснув, Макками увидела в полусне одно из событий того самого вечера, воспоминание о котором всплыло только сейчас – она сидит в беседке, во рту – первая сигарета, бутылка ещё не открыта. Она загибает нижний край листа, выравнивает край – привычка быть аккуратной – проводит по сгибу ногтем и аккуратно отрывает тонкую полоску, которую затем бросает под скамейку.
Полоску от нижнего края листа.
Ту самую, на которой в углу написано…
Написано…
«Хибари, я люблю тебя»
Но об этом она всё равно забывает – укол уже действует, и девушка погружается в сон.
***(глава 9)
Сегодня Хибари просыпается безо всяких проблем. У него не болит голова, ему не хочется умереть, у него нет *взгляд в зеркало, пока застёгивает рубашку* на лице болезненной бледности и кругов под глазами. И даже Хиберд, превративший его причёску в гнездо, удостаивается лёгкой улыбки, когда хозяин тянется за расчёской, и кучи очень недовольных взглядов, когда расчёска в очередной раз запутывается.
В кухне нет горы грязных кофейных чашек, по всей квартире не разбросаны грязные вещи, и вообще в квартире установился порядок, как было две с чем-то недели назад, когда Хибари принёс к себе пьяную в хлам девушку. Разве только в гостевой комнате впервые за год стёрта пыль со столика и полок, да в комнате хозяина на письменном столе лежит заклеенный скотчем рисунок.
Он накидывает на плечи пиджак, не вдевая рук в рукава, берёт тонфа и закрепляет их в специальных петлях, пришитых к изнанке пиджака. Именно благодаря им Хибари удаётся доставать тонфа из ниоткуда и прятать в никуда. Почти незаметное движение рукой, и тонфа сами ложатся в ладони. Уже обувшись, Хибари последний раз смотрит в зеркало и сгоняет с лица улыбку. Это старая привычка, ещё с первых классов – дома, наедине с собой (или братом, до появления Макками – единственным человеком, которому он доверял), он позволял себе улыбаться, смеяться и проявлять прочие эмоции. Перед выходом из квартиры, он всегда стирал с лица эмоции. Единственными, кто мог получить от него тёплую улыбку, были дети. Лет трёх-пяти, не больше.
Итак, улыбка стёрта, пора выходить.
***
Макками была счастлива, но и побаивалась немного – в голове крутилось вечное «а вдруг…». Девушка потрясла головой. Её уже выписали, осталось переодеться и выходить, но врач – довольно молодой, но серьёзный мужчина – не хотел отпускать её одну, за что девушка была ему весьма благодарна. Она спокойно (как могла) оделась в то, в чём была в день своего выхода из дома, благо, одежду отстирали, и теперь она выглядела пристойно. Потом попросила у соседки по палате – у той самой самоубийцы – расчёску и начала приводить в порядок волосы. Потом выглянула на улицу – было довольно тепло, поэтому Макками решила не надевать джинсовую рубашку, а завязала её на поясе.
Вдруг в открытое окно влетел Хиберд.
- Привет, птиц! Как дела?
Тот что-то в ответ пискнул и вылетел в окно, не задерживаясь, так что девушка даже не удивилась, когда в палату заглянула перепуганная медсестра и сообщила, что за Макками Нейо пришли.
Девушка попрощалась с соседками – одну из них, молчаливую, выпишут через пару дней, самоубийца выписывается сегодня, но за ней ещё не пришли – и, глубоко вдохнув и попытавшись успокоить сердце, которое колотилось где-то в ушах, вышла из палаты. Медсестра стояла за дверью и смотрела на девушку испуганными глазами.
- Что случилось? – спросила Нейо.
- Д-дело в том, что я должна те… вас проводить вниз, но… - глаза девушки выражали ужас.
- Но вы боитесь того, кто там внизу? – догадалась Макками. Медсестра – совсем ещё молоденькая, ещё не закончила учёбу, в больнице просто стажировалась – судорожно кивнула головой.
- И чем же он так страшен… - задумалась девушка.
- М-можно мне вас не провожать? – сестра с надеждой уставилась на Макками.
- Девушка, ну почему «вас», вы же старше меня? – Макками потихоньку продвигалась вниз, медсестра автоматически шла за ней.
Сестра замялась, но тут они всё-таки доползли до приёмной, и Макками поняла, почему. Хибари всё-таки пришёл, но его обычная бледность и каменное лицо в голубоватом больничном освещении превращали его в привидение.
Воспользовавшись тем, что Хибари её не видит, девушка согнулась от хохота, обеими руками затыкая себе рот. Приёмная была пуста – все разбежались – так что он всё равно услышал её смех и резко повернулся.
- Что так долго? – он недовольно посмотрел на медсестру, и та чуть не свалилась в обморок. Тут Нейо не выдержала и повалилась на пол, дрыгая ногами от хохота.
- Ты чего? – когда она начала падать, он бросился её ловить, но не успел, и теперь стоял и пялился, как баран на новые ворота. Девушка с трудом приподнялась, всё ещё хихикая, и наконец-то смогла говорить.
- Ты…*хи-хи-хи* на себя в… *пхах* зеркало посмотриииииии! *ахахахахахаха*
Он, не будь дурак, посмотрел. Потом покачал головой, поднял девушку с пола и, кивнув подошедшему врачу, направился к выходу.
- Ей надо будет ещё через недельку зайти на осмотр, - в спину ему сказал врач. Хибари, не оборачиваясь, кивнул.
На улице Макками наконец перестала смеяться и висеть на Кёе мёртвым грузом и пошла своими ногами. Они шли молча, словно не вместе. Наконец, Хибари сказал:
- Сейчас будем проходить мимо твоего дома. Хочешь что-нибудь забрать?
- Да, - тихо ответила она.
В дом они зашли вежливо, никого не потревожив – через балкон. Отец всё ещё лежал в больнице, брал в колледже, а мать на первом этаже что-то готовила. Макками грустно подумала, что ей тут нет места. Она не хотела долго задерживаться, поэтому быстро вытащила из шкафа сумку, покидала туда часть вещей, которые были ей нужны (пара кофт, футболки, бельё, джинсы и юбка, ну и форма), хотела положить учебники, но Хибари придержал её руку и сказал, что учебники он заберёт потом сам, так что место в сумке, которое девушка оставляла под книги, заняли ещё одни штаны и юбка. Больше ей ничего было не нужно.
***
Он знал, что пришёл к больнице рановато, но всё равно отправил Хиберда проверить, не готова ли Макками к выходу. Каково же было его удивление (и невольная радость), когда тот прилетел и ответил утвердительно. Распугав посетителей и врачей, Хибари зашёл в приёмную и сказал, что пришёл забрать Нейо-сан.
Когда девушка спустилась, он стоял к ней спиной, так что еле сдерживаемый смех застал его врасплох. Повернувшись, чтобы наказать смешливого придурка, он обнаружил, что смеётся Макками. Неожиданно девушка начала падать. Он попытался её поймать, но тут понял, что упала она от хохота. Послушав её и посмотревшись в зеркало, Хибари готов был и её прикопать, но сдержался. Сложнее всего было удерживаться от улыбки – губы так и норовили расползтись, хотелось смеяться вместе с ней. Будь он дома, уже сам бы смеялся, как ненормальный, но тут – нельзя. Так что он забрал её и практически вынес в дверь.
В дом Нейо он не захотел входить через дверь. Хотя это было бы вполне нормально, но Хибари захотелось попрыгать немножко, так что они зашли через балкон.
Собрав вещи, Макками кивнула ему, и они вышли так же – через балкон. Всю дорогу до дома они молчали. Девушка немного нервничала, а Хибари боялся ляпнуть на улице что-то не то. И так уже он идёт с её сумкой на плече, девушка одета в то, в чём была в день (точнее, ночь) встречи – синие подвёрнутые джинсы с воткнутыми в них булавками, чёрная обтягивающая кофта с V – образным вырезом и короткими рукавами и курточка того же цвета, что и джинсы, сейчас завязанная на поясе. На ногах – какие-то кеды, разрисованные маркером.
Тихий ужас. Если его кто-то из своих заметит, его авторитету крышка.
Хотя, ему и так крышка.
Наверное.
И вообще, ему что, влюбиться нельзя?!
На этой мысли Хибари споткнулся, остановился и помотал головой. Он. Сам. Это. Сказал. Признал. Чёрт!
- Хибари-сан…
Ноль эмоций. Макками начинает беспокоиться – он стоит на одном месте и невидящим взглядом смотрит вперёд.
- Хибари-сан!
Ноль эмоций. Макками решила попробовать последнее средство.
- Кёя-кун…
Действенное средство оказалось. Хибари вскинул голову, сделал шаг, споткнулся, взмахнул руками и упал бы, если бы девушка не встала перед ним и не упёрла руки ему в грудь – за пиджак ловить бесполезно, руки Хибари не в рукавах.
- Прости, прости, просто ты так стоял, что я испугалась, что что-то случилось… - начала оправдываться девушка, отдёрнув руки и покраснев, но Кёя жестом остановил её.
- Всё в порядке. Идём, уже близко, - это были его первые слова с тех пор, как они вышли из дома Макками.
Они подошли к подъезду. Макками удивилась – хотя раньше даже и не думала об этом – почему Кёя, ненавидящий толпу, живёт в квартире, а не в доме. Денег ему должно хватать, да и вообще…
Она потом спросит. Обязательно.
Они молчали, пока шли через подъезд и поднимались по лестнице. И лишь тогда, когда за ними закрылась дверь квартиры, Кёя позволил себе улыбку. Макками опять покраснела до корней волос, это его рассмешило, но Хибари сдержался.
- Вот гостевая комната, - показал он, - теперь она твоя. В комоде все полки свободные, можешь занимать. На нижней – постельное бельё.
Она смотрит на него круглыми глазами. До последнего сомневалась, что не пустит, теперь тоже не верит.
- Нейо-сан! – делает он фирменное каменное лицо, - Занимайте комнату. Это приказ!
На лице девушки появляется улыбка, она кивает, подхватывает сумку и забегает в комнату.
***
Макками действительно до самого конца сомневалась. А его улыбка просто вытеснила из её головы все мысли…
Сначала она разобрала сумку. Вещи отправились в комод, всякая мелочь вроде расчёски, и шкатулочки с заколками и резинками – на столик. Когда она доставала из сумки форму, в комнату заглянул Хибари.
- Вот что ты могла и не брать, так это форму. Эта форма тебе больше не понадобится.
Девушка удивлённо посмотрела на Кёю.
- Что ты имеешь ввиду?
- Ближайшие три-четыре дня ты всё равно в школу не пойдёшь – врач запретил. А за это время тебе сошьют другую форму, и не спорь.
- Но зачем другую? Чем плоха эта? – всё ещё не понимала девушка.
Хибари опять улыбнулся, на этот раз хитро прищурив глаза:
- Ну, эта не очень похожа на форму дисциплинарного комитета, согласись.
Эта идея пришла ему в голову утром, так что он заранее договорился о пошиве женской формы ДК, оставалось только отправить размеры.
- Эта форма тебе как раз?
- Ну… да. Только мне не нравится, если честно, прямой пиджак. Я же не парень!
Кёя улыбнулся про себя – ещё одна поправка в план.
- Новая форма будет удобнее, обещаю.
Макками почувствовала, что ещё немного, и она начнёт дымиться – этот обычный, человеческий тон, некоторая забота, и, самое главное, эта его улыбка, сводили её с ума. Форма ДК… Это же…
- Но ведь в комитете только парни!
- Значит, ты будешь первой девушкой! И пусть только попробуют возразить!
Она никогда его таким не видела – сейчас, дома, это был не ледяной глава дисциплинарного комитета, которого боится весь город, а просто шестнадцатилетний парень, пусть и в форме. Хотя от той формы на Хибари была только рубашка да брюки – пиджак он снял.
- Ладно, я пошёл на кухню – надо ж людям хоть когда-то завтракать, - неожиданно быстро сказал он и, развернувшись, вышел из комнаты.
- Постой!
Он остановился в коридоре, не оборачиваясь. Макками набрала воздуха в лёгкие и, решившись, подошла сзади и обняла его.
- Спасибо…
Хибари вздрогнул, но не вырвался. Сердце колотилось у Макками в ушах, её даже немного трясло от осознания того, что она только что сделала, поэтому девушка не заметила, как сильно стучит под её пальцами сердце Хибари.
А вот он это очень даже заметил.
Стояли они около минуты – она просто не соображала, что происходит, он не мог говорить. Наконец, Кёя справился с голосом и тихо сказал:
- Может быть, отпустишь меня?
Она отскочила, как ошпаренная.
- Прости!!!
Он только кивнул в ответ и пошёл на кухню. Девушка убежала в свою – теперь уже свою – комнату. Там она плюхнулась на диван, схватилась за голову и тихонько завыла. Что же она наделала! Да после такого он же её сразу выгонит! Он будет смотреть на неё, как на пустое место!
Когда Хибари с двумя чашками чая зашёл к Макками, он так её и застал – сидящую на диване подтянув колени к себе и уткнувшись в них лицом. Плечи девушки тихонько вздрагивали.
***(глава 10)
@темы: Реборн, творческий бред, цепляет за душу, =^_^=, аниме, разное
-
-
26.07.2010 в 19:10я вот кое-что не поняла
-
-
22.08.2010 в 20:52брал в колледже - это откуда?
и надо отделить "мысли персонажей"
это не мысли. Звёздочками просто обозначено то, что не записано в дневник. всё остальное - дневники. Это сплошняком мысли.
*если я правильно тебя поняла*
-
-
25.08.2010 в 19:15